|
Автор: Михаил Дмитриев
Усилитель жизни. глава 4 (часть 2)
Антон еще раз взглянул на длинный, широкий подъема. Ни единого обломка не валялось под ним. Получалось, что чуть ли не единственный за весь год камень на этом абсолютно спокойном, ничуть не опасном перевале по невероятному стечению обстоятельств нашел единственного за весь год на этом перевале человека... Правда, он попал в пластиковый альпинистский ботинок, смягчивший удар, да и до костей у Шуры было не так-то легко добраться. Но все равно, когда ботинок сняли, оказалось, что в ноге у командира зияет рана в полтора-два сантиметра диаметром и едва ли не в сантиметр глубиной.
Пока все наперебой ахали и расспрашивали, как и что, Борис, заведовавший в группе медициной, без лишних слов достал свою аптечку и принялся обрабатывать рану. Шуре, у которого прошло первое возбуждение, на глазах становилось хуже. Его начало знобить – сразу и от ранения, и от холода, и от высоты. Дело принимало серьезный оборот... Но сделать можно было немного. Забинтовав ногу, напоили больного чаем, накормили таблетками и уложили в спальник. Шура заснул, или скорее забылся, а остальные залезли в соседнюю палатку и принялись потихоньку обсуждать, что делать дальше.
- На войне тут на соседней горе сидел бы наблюдатель. Пускаешь сигнальную ракету, и они вызывают вертолет, - сказал парень по имени Игорь. Он учился в заведении, называвшемся Высшей школой МВД или что-то в этом роде, в будущем должен был стать оперативным работником, но перед этим его вместе с сокурсниками в порядке производственной практики ожидал туризм совсем другого рода, с автоматом где-нибудь на Северном Кавказе. Лицо у него было из тех, которые в России не особенно редки, но мало попадались Антону в последнее время. Пожалуй, красивое – прямые черные волосы, большие глаза, широкий лоб, четкий волевой подбородок... но вместе с тем на нем была постоянная легкая настороженность, агрессивная живость. Готовность отразить нападение или напасть самому. Лицо бретера, профессионального бойца или просто лихого человека. Наверное, таким мог быть Долохов из «Войны и мира».
- Хорошо вам там, на войне, - мрачно отозвался кто-то. – На эти вершины, может, раз или два в год кто-нибудь залезает. И сидит там от силы полчаса.
- А какая-нибудь вообще связь здесь работает?
- Только спутниковый телефон.
- А почему у нас его нет? Почем это удовольствие?
- А хрен его знает. Может, штука баксов, может две или три... и просто так в магазине не продают. Нет, для нас неактуально. Кстати, вертолет, наверное, столько же будет стоить. Если мы его как-то сумеем вызвать.
- Даа... Что-то я не уверен, что у нас у всех вместе столько денег наберется. А что, по-другому никак? В смысле, с оплатой вертолета?
- Кто его знает. Сейчас все меняется непредсказуемо. Нет, может, конечно, если поверят, что иначе человек тут загнется... прилетят бесплатно. А разбираться, кому счет выставлять, потом будут...
- Ага. Вот только им сначала надо об этом сообщить.
- А как отсюда выйти можно? К людям то есть?
- Коротких путей нет. Самое быстрое – это назад, по своим следам. Ну, перевал Бекетова можно обойти через два других, они попроще. Это, конечно, крюк, но все, в общем, ногами ходится. Без веревок. А дальше все то же самое, что прошли. В общем, шесть дней пути, ну может пять.
- Фигово...
- А сам Шура идти не сможет? Разгрузить его, само собой...
- Что-то пока непохоже.
- Ладно, поживем-увидим. Тем более что погода пока... нелетная.
- Кто у входа – гляньте, что там на улице?
- Все то же. Снег с дождем. Видимость – метров дваддцать.
- Да, засели...
- Ладно, подумаешь. Еды еще навалом, газа тоже. Можно и посидеть, отдохнуть.
- А дальше у нас по плану похода что?
- Четыре перевала. Из них две двойки-бэ. Хотя они вроде бы не такие тяжелые, как Бекетов.
- А обойти там что-то можно?
- Что-то, наверное, можно. Но тоже по перевалам, только полегче. Целиком эти хребты не обойдешь. Если только совсем низом, но там тайга непролазная, очень долго идти... Вот, кстати, рядом с этим Западным Туманным, откуда камень упал, есть второй – Восточный Туманный. Он на полкатегории проще, то есть «два-А». И там вроде никаких скал, сыпать не должно.
- Да, если Шура и сможет идти, то что-то я сильно сомневаюсь насчет двоек-бэ...
- Я вот пока сомневаюсь, что он вообще сможет идти.
- Так что, плакал тогда наш поход?
Никто не ответил.
Н-да, подумал Антон, неужели все, приехали. Выбивали отпуска, тратили деньги, ехали за тридевять земель... и вот, изволите видеть, камень. Всего один. И привет всей экспедиции.
Хотя что такое удавшийся или неудавшийся поход, когда на кону жизнь человека?
Перебрав несколько раз все варианты, они в конце концов решили временно пожить по принципу "утро вечера мудренее". Тем более, что погода испортилась вконец. Кое-как провели остаток дня и рано легли спать. Ночью Шура по временам ворочался и стонал во сне.
Следующий день вначале не принес ничего утешительного. Стояла все та же унылая погода, из низких туч сыпал то дождь, то снег. Несколько раз приходилось отгребать его от краев палаток, чтобы не придавливал. «Вот такое, дяденька, у нас лето. Х..вое.», вспомнил Антон фразу из дурацкого анекдота. Шура продолжал пребывать в анабиозе. Группа сидела, запертая на леднике, окруженном мрачными скалами. Не сказать, чтоб им было совсем плохо, но неопределенность давила и как-то морально разлагала.
Антон по временам чувствовал себя, как ребенок, попавший в неприятную историю, которому страшно хочется, чтобы немедленно пришел добрый папа и разом избавил его от всех огорчений. «А вот если бы сейчас над нами пролетел вертолет...» - думал он, лежа в сыроватом спальнике и глядя сквозь полупрозрачную на просвет ткань, как по внутренности тента лениво стекают капли конденсата от дыхания. «Ведь вообще-то они тут летают иногда. Наверное, мы бы смогли ему как-то просигналить. Сел бы он, объяснили бы как и что, и забрал бы он нас всех отсюда – не пойдешь же дальше без командира. Да еще при таких камнепадах. Мне, во всяком случае, неохота. И все, прощай эти ежедневные мучения. Когда жара и холод практически одновременно, бесконечная ходьба – если это требующее постоянного внимания перепрыгивание с камня на камень, или продирание сквозь снег по колено, можно назвать ходьбой... И вот теперь еще камни, мать их так. Взлетим – и через час мы уже в каком-нибудь поселке, потом в Барнауле или Новосибирске, еще через день – в Москве. Как Ленка-то обрадуется. А дальше... там тепло, можно спокойно гулять по улицам в чистой и красивой одежде, спать в теплой постели... читать книги, слушать музыку, сидеть в кафе... или просто пить пиво на улице... да просто есть и пить вволю, что хочешь и когда хочешь! И столько всего еще делать...»
Да, это было бы хорошо. Но он чувствовал, что это означало – не выполнить задачу, сойти с дистанции. И почему-то в самой глубине души это чисто умозрительное несчастье – не выполнить поставленную самому себе задачу - казалась ему большим, чем все их уже произошедшие или предполагаемые, гораздо более реальные неприятности.
Между тем, во второй половине дня пострадавший вроде бы начал приходить в себя. Он проснулся, кое-как надел ботинки и, опираясь на ледоруб, проковылял на небольшое расстояние от палатки, а затем обратно. Потом он поел и опять заснул. Повязку меняли два раза и серьезного воспаления не обнаружили. Было похоже, что во сне Шура довольно активно восстанавливался. В походах такое бывает – организм словно возвращается к забытому, первобытному состоянию, и становится способен бороться с нагрузками, которые в городе были бы немыслимы. У ребят появилась робкая надежда, что, быть может, хотя бы вертолетного сценария удастся избежать. Как бы то ни было, для любых действий требовалась приличная погода. Так и не дождавшись ее в этот день, группа опять положились на проверенный народный принцип и отошла ко сну.
***
Первое, что увидел Антон, открыв глаза на следующее утро, было радостное свечение голубой ткани палатки. Высунув голову наружу, он зажмурил глаза – снег вокруг сиял и искрился под чистым синим небом, а стены окружающих гор потеряли угрюмость и радовали глаз всеми оттенками изысканного светло-серого и пепельно-голубого цвета. И даже легкий ветерок, кажется, пахнул по-другому, чем раньше – какими-то легкими ароматами, донесенными из зеленых долин внизу. Двух прошедших мрачных дней словно не было.
В соседней палатке, где жил с тремя другими ребятами Шура, кто-то завозился, «молния» на выходе поползла вверх, и вдруг наружу выбрался командир собственной персоной. Он передвигался самостоятельно и выглядел в целом бодро. Антон, не дыша, наблюдал за ним. Шура огляделся и довольно уверенно направился по снегу за ближайший бугор. «Неужто все-таки пойдет...» - подумал Антон, и немедленно суеверно сплюнул через плечо. Идти, тем более лезть в гору с такой дыркой в ноге, пусть даже слегка заросшей, казалось ему чудом.
Но это чудо все-таки происходило. Организм справился, или все превозмогло желание достойно закончить поход, который он сам организовал – но Шура, походив какое-то время вокруг палаток, объявил, что может идти дальше по маршруту. И по его виду было похоже, что он и впрямь может. Во всяком случае, не испытывает сильного дискомфорта. Пока.
Все мгновенно воспряли духом. Дежурный принялся готовить завтрак остальные в это время вытряхнули командирский рюкзак и быстро поделили между собой все его содержимое, кроме личных вещей. В результате рюкзаки у всех потяжелели на пару килограммов, а командирский «мешок» наоборот, почти опустел. Зато он теперь мог идти, не слишком сильно нагружая больную ногу.
Позавтракали и собрались с похвальной быстротой, и вот уже, связавшись веревками по двое-трое и растянувшись цепочкой, группа двинулась по леднику под перевал Восточный Туманный...
***
Перевал прошли благополучно. Правда, на обратной стороне спустили друг на друга несколько небольших камней. Но после истории с Шурой в мозгах что-то сдвинулось, и это уже начинало восприниматься как нечто обыденное. Не с большой же высоты спустили. И обломок с орех размером попал одному из парней в плечо, так что некоторое время после этого рука у него плохо поднималась. Не в голову же попал.
Командир шел довольно бодро. К концу дня нога у него начинала болеть, но он терпел. Выяснилось, что ее состояние зависело не столько от крутизны подъемов и спусков, сколько от количества пройденных шагов. Тем меньше было аргументов в пользу отступления по длинному и нудному, хотя и неопасному пути через тайгу. И они продолжали идти вперед, почти по первоначальному плану, то есть по самому короткому и сложному маршруту.
Через день этот маршрут привел их сначала на длинную осыпь из крупных камней, ниже которой был очередной ледник. Перед осыпью пообедали, набрав воду из маленького чистого озерца. С обеда, разморенные, вышли не все сразу, потом еще растянулись, и поэтому, когда первые – Шура, Антон и Борис - достигли ледника, последние еще копошились вдали среди нагромождений серо-бурых камней.
Время было сильно за полдень, до места ночевки было еще идти и идти, а ледник, как назло, был закрытым, то есть опять требовал осторожного движения в связках. Шура посмотрел на часы, потом назад, на отставших.
- Пока дождемся их всех... – раздраженно сказал он. – У вас веревка есть? Ну связывайтесь тогда и идите вперед, ищите дорогу, чтобы время зря не терять. Я подожду кого-нибудь еще с веревкой и за вами пойду. Заодно мозги им вправлю...
Они быстро связались. Борис, как более опытный, встал первым, Антон за ним. Вначале ледник был довольно ровным, и неудобство доставлял лишь глубокий, раскисший под солнцем снег, в котором приходилось пробивать траншею. Но ближе к краю наклон ледника возрос, появились крупные трещины, и чем дальше, тем труднее было выбирать путь. Наконец, когда конец ледника уже был виден, они оказались на краю небольшой ступени, где лед обрывался почти отвесно. Ступень была метра два высотой, тянулась далеко в обе стороны и при этом на небольшом расстоянии слева и справа была рассечена трещинами, мешавшими проходу.
Надо было попытаться найти место, где уступ был пониже. Борис остановился, огляделся, потом пошел влево. Пройдя метров пять и уперевшись в трещину, которая здесь была слишком широкой, чтобы перепрыгнуть, он повернул и двинулся вправо. Метров через пятнадцать повторилось то же самое. Антон покорно волочился за ним на веревке, но на третьем повороте не выдержал.
- Борис, чего здесь туда-сюда болтаться? – сказал он. - Может, вернемся немного назад и сверху посмотрим, где лучше идти?
Эта простая фраза произвела на Бориса совершенно неожиданное действие. Он изменился в лице, что-то невнятно пробормотал, а потом быстро выстегнул веревку, соединявшую их, из карабина у себя на груди, и со злостью сказал, почти крикнул Антону:
- На! Иди! Давай-давай!
Антон опешил. Это было хуже, чем тогда с Надюхой. Выстегнуть вот так веревку в горах было все равно, что дать пощечину. Ну ладно, от неуравновешенной девицы еще можно было ожидать чего-то такого, но от мужчины лет на двадцать старше... Он привык доверять людям в горах, тем более старшим и опытным, и поэтому сейчас опять почувствовал все ту же, только еще более неприятную смесь эмоций – ни за что выруганного ребенка и человека, брошенного его племенем. В общем-то было понятно, что у Бориса приключился психический срыв, от усталости или нехватки кислорода – но это было так неожиданно и так не соответствовало ситуации, что было впору подумать, будто что-то не так с ним, с Антоном. Поэтому он просто не смог ничего ответить, а вместо этого стоял в тупом остолбенении, чувствуя за собой какую-то непонятную, дурацкую вину и не зная, что делать дальше.
И тут сзади вдруг раздался голос... Надюхин голос?
- Антон! На, держи веревку.
Надюха быстро подходила к ним и протягивала ему конец веревки от своей связки. В ее глазах вместо обычного выражения, читалось, на удивление, нечто вроде сочувствия. Еще не понимая, Антон взял протянутый конец, потом сообразил, отстегнул свой карабин на груди и протянул свою веревку ей. Таким образом, они поменялись связками, Надюха оказалась в паре с Борисом, а Антон – с молчаливым Вовой, который ничем не показал своего отношения к инциденту. Пока возились, кто-то наверху из следующей связки уже нашел удобное место для спуска. Они повернули, обошли несколько трещин и через пятнадцать минут спустились с ледника. Сбросили рюкзаки и принялись сматывать уже ненужные веревки.
Вечером после ужина темой для обсуждения и шуток почему-то сделалось то, как кого когда-то било током. Получалось, что едва ли не каждому довелось испытать это в жизни раз по пять. Причем не из-за какой-нибудь, скажем, страсти к технике, а просто по дурости. Антон, которому повезло таким образом лишь однажды, когда ему было года четыре, опять против воли почувствовал себя чем-то вроде отщепенца. На Бориса он старался не смотреть, но один раз сам поймал на себе его взгляд. Он был как будто бы извиняющимся. Было непонятно, что делать, но идти объясняться духу не хватало. Уже лежа в спальнике, Антон подумал: «ладно, проехали. Забудем... а главное, до конца похода всего два перевала. И все, больше я эту публику не увижу». Он все яснее понимал, что первый раз в жизни по собственной воле оказался в зависимости от неправильно выбранных людей. И последствия приходится теперь расхлебывать самому...
***
Они сидели на каменистом гребне очередного перевала, называвшегося Цветной. Он должен был быть самым простым за весь поход. На карте он обозначался категорией 1А, то есть имел минимальную сложность. По крайней мере, в глазах тех, кто его открыл и оценил. На подъем и вправду вела простая, хотя очень длинная и нудная осыпь. Два шага вверх – сползание на полшага вниз. В худшем случае – обратно на те же два шага. Камни временами выскакивали из-под ног, но быстро останавливались – для разгона им не хватало крутизны. А вот людям этой крутизны более чем хватало. Час тянулся за часом, а конца все не было. Слабой компенсацией за мучения служили необычные, и вправду цветные скалы, высившиеся вдоль их пути – зеленоватые, рыжие, желтые и красноватые.
На пути вверх Надюха, к которой вернулась обычная агрессивно-несдержанная манера разговора, опять прицепилась к Антону:
- Эй, ты чего там палками так опасно размахиваешь! – заявила она снизу, подойдя почти вплотную к нему.
«А тебе что за дело? Дистанцию соблюдай» - хотел было в тон ей ответить Антон, но в последний момент передумал. Ощущения выруганного мальчика у него уже не было – скорее, в душе мелькнула как бы легкая брезгливость, какая бывает к пристающим на улице пьяным. Ну ее, еще эмоции на нее тратить... Он молча пропустил Надюху вперед, подождал, пока она отойдет подальше, и опять с мрачным упорством принялся давить ногами своевольные камни.
Наконец, они добрались до гребня и взглянули вниз, на ту сторону...
Мама дорогая, кто назвал это один-А?! Под низко нависшими облаками, из которых по временам сыпал дождик, вниз круто уходил серо-коричневый хаос разрушенных скал и осыпей, за которым лишь где-то в глубине белел очередной ледник. Надежной, длинной, сравнительно пологой осыпи, как на этой стороне, не просматривалось. И вот по этому им сейчас спускаться?!
Эта мысль, как по команде, отражалась на лице каждого следующего участника, вылезавшего наверх. Но делать нечего - пережив первый приступ неприятных ощущений, принялись бродить по гребню и искать спуск. Обнаружили каменную пирамидку-тур, а в ней банку с запиской. Из записки явствовало, что они – третья партия людей от сотворения мира, ступившая на эти камни. Группа, которая влезла сюда до них, три года тому назад, сняла записку первооткрывателей, давших перевалу имя и категорию. Предшественники, так же как они сейчас, собирались спускаться на ту сторону и, судя по тексту, тоже были в легком трепете.
Постепенно стало ясно, что первые метров сто можно сбросить только в одном месте, по крутой осыпи, а дальше – как получится. Делать нечего, пошли. Первый камнеопасный участок преодолели по очереди. Каждый спустившийся укрывался под надежным скальным «козырьком», очень кстати обнаружившимся внизу. Туда камни не доставали. Собравшись вместе, двинулись дальше. Через сотню-полторы метров впереди вдруг возникло препятствие - подобие верхнего края крепостной стены с зубьями, каждый метров пять в высоту. За щелями между зубьями были крутые обрывы, довершавшие сходство со стеной крепости. Тут можно было успешно держать оборону, но спуститься без веревок – и значит, без большой затраты времени - было невозможно.
Шура, к тому времени уже достаточно восстановившийся, направился на разведку влево, где обрывы вроде бы были пониже. Минут через десять послышался его приглушенный крик – похоже, он нашел-таки место, где можно было спуститься.
Антон поднялся первым и двинулся в том направлении. Он съехал вниз по короткой осыпи, обогнул несколько небольших утесов и оказался над крутой скальной стенкой высотой метра в два. Внизу под ней был узкий уступ, «полка», на которой стоял Шура. Полка, постепенно расширяясь, уходила вправо и вниз, к сравнительно простой и пологой осыпи. Значит, сползти с этого обрывчика, а дальше какое-то время можно идти спокойно. Главное, аккуратно сползти – там внизу, на полке, и встать-то почти негде, а ниже опять стенка...
С рюкзаком можно спускаться только лицом к скале. В таком положении почти не видно, куда ставить ноги, но по-другому никак. Антон примерился и начал слезать, нашаривая ногами зацепки. В толстых ботинках чувствительность была плохой. Тяжелый рюкзак, который он к тому же, торопясь с утра, не очень удачно сложил, отбрасывал назад. В какой-то момент правая нога вовремя не нашла опоры, другая тоже как-то неловко повернулась, и...
Следующая секунда или две просто выпали из его восприятия. Нечто смазанное... и он обнаружил себя уже на метр ниже Шуры. К счастью, на чем-то стоящим. Он просто пролетел два метра вдоль всей этой стенки... ох, спасибо, Господи, что все-таки затормозил. Сердце запоздало заколотилось. Спасибо, что живой. Осталось выяснить, здоровый ли.
Удивительно, но он ничего себе не повредил, если не считать штанов, разорванных спереди почти на причинном месте и сильно оцарапанного бедра под ними. Придя в себя, Антон заколол штаны булавкой и спросил Шуру:
- Слушай... как это было?
- Тебе до зацепки оставалось несколько сантиметров. Видно, рюкзак тебя перетянул. Когда ты поехал, я тебя за руку успел поймать и какое-то время держал. Но потом выпустил – а то бы ты и меня сдернул.
- Спасибо... – Антон понял, что без этой руки он, вполне возможно, загремел бы дальше. И неизвестно, как бы тогда все обернулось.
- Не за что. Хорошо, что обошлось.
- Да уж. Слушай, как бы еще с кем такого же не вышло. У тебя-то рюкзак, считай, пустой, а у них такие же, как у меня. Перетянуть могут точно так же.
- Это верно... Ладно, пусть рюкзаки наверху, перед этой стенкой снимают и нам спускают. И слезают без них.
Так и сделали. Каждый следующий, подходя, снимал рюкзак и передавал его вниз Антону, а Шура подстраховывал ребят. Больше приключений не было.
Но спуск далеко не закончился. Дальше началась очередная "живая" осыпь. Камни из-под ног вылетали, как бомбы. Все в общем старались соблюдать меры предосторожности - где-то шли плотной группой, где-то, наоборот, проходили куски склона по одному-двое, пока остальные стояли и ждали. Как положено, кричали «камень!», предупреждая остальных, когда видели летящий осколок. Но десятерым уследить друг за другом не так просто, особенно если не переживаешь за каждого хоть отчасти так же, как за себя. И в одном месте не уследили. Прямо на глазах Антона потревоженный кем-то камень, размером и формой похожий на чемоданчик-«дипломат», сполз с невысокого скального козырька и угодил по голове Вове, шедшему в нескольких метрах впереди.
Удар пришелся между каской, рюкзаком и шеей, куда-то за ухо. Вова молча присел и потом упал. У Антона внутри похолодело. Но переживать было некогда – он крикнул тем, кто был наверху, чтобы остановились, и бросился вперед. Еще двое подбежали снизу.
Вова был весь в крови, но в сознании. Немного отлегло... Поспешно сняв с него рюкзак, ребята перетащили его подальше под козырек, куда камни точно не могли достать, и стали осматривать. Антон, видевший, какой булыжник угодил в товарища, боялся, что дело плохо. Но на удивление, оказалось, что кость у парня цела и никаких серьезных повреждений нет, если не считать обильно текущей из порезов крови. Опять пронесло, ну надо же... спасибо, господи... рюкзак, что ли, принял на себя большую часть удара?
Вове забинтовали голову (на повязке тут же стало проявляться красное пятно) и уложили на коврик на маленьком ровном пятачке. Постепенно он начал приходить в себя. Тем временем остальные разгрузили его рюкзак. Через какое-то время Вова окончательно очухался, поднялся и вместе со всеми двинулся вниз. Ему явно было больно, но он держался молодцом.
Происходящее окончательно потеряло сходство с туризмом, как его знал Антон, и стало напоминать войну. Вот уже и раненый с забинтованной головой... точнее, двое... И постоянное ощущение того, что из-за каждой скалы в тебя целятся, и какое-то уже легкое безразличие к собственной судьбе, и к судьбе остальных тоже – на войне всегда убивают, и не будешь же рыдать по каждому, кому не повезло?
Но спортивный туризм - не война. В горы идут добровольно, и с ними не воюют. Их даже не покоряют. Скорее, с ними пытаются договориться по-доброму. Те, кому дороги и горы, и люди, возвращаются обратно живыми и здоровыми. А вот те, кому нет... видимо, как повезет.
Последний длинный кусок живой осыпи проходили с начала до конца по двое, каждый раз устраивая небольшой обвал. Внизу был «редут» из крупных валунов... и наконец, не веря своему счастью, группа вышла на очередной ледник.
***
Когда вечером встали на ночлег, вдруг распогодилось. После ужина Шура на радостях дважды разливал по тридцать грамм спирта. Все развеселились и, не торопясь расходиться, сидели на камнях, разговаривали и шутили, кто как мог. Шура рассказывал:
- Меня однажды от конторы послали в одной нефтяной фирме нашу программу устанавливать, им для пробы. Вот, значит, прихожу я туда. Ну, как всегда, куча охраны, пропуск, металлоискатель, то-се... Потом встречает меня какой-то секретарь или что-то вроде того, ведет на место и говорит: а вам уже слуховой аппарат выдали?
Послышались удивленные возгласы.
- Ну я вот тоже, мягко говоря, удивился, - продолжал Шура. - Отвечаю, что у меня вообще-то с ушами все нормально. А он говорит – а, извините, вы еще не в курсе... У нас второй человек в фирме, Владимир Матвеевич (тут он, по-моему, сам от страха поежился, секретарь этот), хочет сам посмотреть вашу программу, чтобы решить, стоит ли с вами дальше сотрудничать. Но он очень тихо говорит. Совсем тихо, почти шепчет. Но переспросить его, или, не дай бог, попросить, чтоб погромче говорил – это все, запросто можно выговор схлопотать. Или вообще с работы вылететь. Вас, соответственно, он может просто послать, вместе с вашим договором. А нам потом бегать, искать другого поставщика... Но мы тут вообще-то нашли выход. Всем сотрудникам раздали слуховые аппараты, и теперь к нему на прием все только так и ходят.
- Че, в натуре что ли? – не поверил кто-то. – Не разыгрывал?
- Я тоже сначала подумал, что разыгрывает. Но он очень серьезным выглядел. Позвал какую-то тетку, и она мне дала такую хреновину, в ухо вставлять. Ну, я кое-как вставил. Действительно, звук усиливает. Они показали, как громкость регулировать, я подкрутил и пошел работать. Установил, проверил, все вроде нормально. И тут раз - без предупреждения входит этот их перец. И говорит – давайте, рассказывайте, как и что. Действительно, почти шепчет. Я начинаю рассказывать, и тут вдруг чувствую, что когда говорю, в ухе, внутри, что-то двигается. Там, я уже потом узнал, есть сустав какой-то. А когда он двигается, между ухом и аппаратом образуется, видимо, зазор. И аппарат тогда начинает дико фонить, свистеть то есть. Не пойму, слышно ли этому их начальнику, но сам я от этого свиста сперва чуть конкретно не оглох. И, главное, забыл со страху, как там громкость убавить или выключить его на хрен... В общем, уже сам не помню, как речь свою закончил.
Но тут ему, на мое счастье, позвонили. И пока он говорил, я все-таки как-то изловчился, вытащил незаметно эту машинку и выключил. Ни фига теперь этим ухом не слышу, а он, зараза, опять что-то шептать начинает. Но я все-таки выпутался. Говорю – давайте я вам вот прямо тут, на экране, буду показывать, как и что. По-моему, ему даже сидеть рядом со мной было в падло, но куда денешься – экран-то один... В общем, только когда он близко сидел, было понятно, что он спрашивает. Не обманули они. Потом у меня еще час в ухе свистело, но договор мы все-таки получили. Вот такие начальники бывают!
После всеобщего смеха вдруг, чуть ли не в первый раз за поход, решил рассказать историю Вова. Его слушали внимательно – как-никак, человек только что, можно сказать, чудом жив остался.
- Вот еще насчет начальников, - начал он. - У нас вокруг института парк большой. Он раньше был общедоступный, все через него спокойно туда-сюда ходили. А полгода назад вдруг все огородили забором метра в три, и оставили всего один вход, с проверкой пропусков. Теперь ругаемся, когда приходится весь парк обходить, чтобы в институт попасть. А знаете, из-за чего это?
В общем, говорят, вот что случилось. Ректор наш вечером, довольно поздно, как всегда, сел в машину, чтобы домой из института ехать. Тронулся, и тут слышит, что у него сзади что-то гремит. Он остановился, вышел посмотреть. Видит, сзади к машине консервная банка на веревочке привязана. Ну, он нагнулся, стал ее отвязывать, а в это время машина раз – и поехала. Это все, оказывается, специально подстроили, чтобы у него машину угнать.
Но он оказался мужик крепкий, или тот парень, угонщик, в передачах запутался... одним словом, ректор его сумел догнать. Дверь открыл, вытащил из машины, по морде дал, потом охрану вызвал... В общем, машину спас, но все равно после этого так разозлился, что приказал этот забор построить...
- А кто этот угонщик был? – спросил кто-то.
- Один наш студент оказался, с четвертого курса. Изобретатель...
Отсмеявшись вместе со всеми, хотя и без прежнего энтузиазма, Антон поднялся, чтобы взять из палатки теплый свитер. Разговор тем временем по естественной связи перескочил на криминал. Возвращаясь, он услыхал окончание фразы из уже другой, начатой без него истории:
- За мента – вышка.
Это сказал Игорь, курсант школы МВД. Антон не до конца понял смысл, но тут парень пояснил кому-то:
- Закон такой. Если кто-нибудь убивает мента и его милиция находит – то ему все, конец. Либо на зоне на него каких-нибудь отморозков натравят, либо застрелят «при попытке к бегству», либо еще как-нибудь... За мента – вышка, - еще раз с нажимом повторил он.
Все как-то примолкли. Антон поглядел на Игоря. Тот сидел на камне в пятнистой омоновской куртке, которую он взял в поход вместо пуховки, и на его лице, вообще-то не лишенном привлекательности, сейчас было новое, хищное и властное выражение. Антону оно совсем не понравилось.
О чем-то таком он раньше слышал. По логике, законы, особо сурово карающие за посягательство на жизнь полицейских, правильны, иначе вряд ли кто-то захочет ежедневно рисковать собой на такой работе. Но тут явно был другой закон, какой-то доисторический, вроде «украсть овцу в своем племени – преступление, а в чужом - подвиг». А Игорь, которому спирт развязал язык, тем временем разошелся и рассказывал дальше, о разных типах тюремных арестантов, о лагерных порядках... и о других собственных милицейских «законах». Например, о том, что оказавшего сопротивление при задержании, даже просто пытавшегося убежать, обязательно потом в отместку бьют. А нефига было бегать. О том, что единственное действенное средство получить показания – «допрос с пристрастием», и что существует много способов, которые очень хорошо работают, не оставляя следов. Да чего там, многих и вовсе достаточно как следует попугать... Похоже, он четко делил мир на своих и чужих и не испытывал к последним никакого сочувствия. Вот только - Антон почувствовал неприятный холодок – мы-то здесь все для него кто, свои или чужие? Мы, кто сейчас слушает и молчит, даже не пытаясь спорить...
Ему вдруг показалось, что перед ним сидит варяг из отряда, который наняли славяне. А варяги осмотрелись и поняли, что тут можно прекрасным образом не столько защищать кого-то, сколько править самим, по своим собственным понятиям. Вот только не был Игорь никаким пришлым скандинавом, а был обыкновенным русским парнем девятнадцати лет, лишь чуть-чуть приблизившимся к власти, только готовящимся попасть в ее самый нижний слой...
***
Прошел еще день. Они шли по очередному леднику, обходя трещины. Погода опять была унылой – низкие облака и сыплющийся из них редкий холодный дождик, иногда переходящий в снег. Но настроение у всех было бодрое, потому что они подходили к последнему в этом походе перевалу. За ним – два дня пути до поселка на Таруйском тракте. Цивилизация и все ее блага, но главное – конец этого похода.
Оставалось только перелезть через перевал.
Кем-то когда-то он был наречен «Тайной». Явно какие-то готические ассоциации... Ледник в подперевальном цирке был посыпан темно-серым щебнем и окружен такими же серыми, мрачными, кривыми колоннами скал, упиравшимися в облака, словно в низкий потолок. Подъем на перевал должен был пролегать в узкой щели где-то между скалами, но пока его еще не было видно за перегибом склона. Ну, подойдем поближе, разберемся. Идти оставалось недолго – минут двадцать-тридцать. Если бы не сидели с утра, дожидаясь зачем-то улучшения погоды, могли бы быть уже там. Время теряем...
...И тут, безо всякого предупреждения, впереди раздался страшный гром. Сначала они ничего не поняли – просто застыли в остолбенении. Потом увидели – в том самом месте, где они должны были оказаться через двадцать минут, под самым их перевалом, с горы на лед рушится град камней. Сначала посыпались мелкие и средние, а затем, словно в кино или в страшном сне, откуда-то сверху вывалились несколько громадных, с грузовик размером кусков горы, и, кувыркаясь, покатились вниз. Все с немым ужасом наблюдали, как эти чудовищные глыбы грузно обрушились на край ледника, перевернулись еще несколько раз и, вздымая фонтаны снега, выкатились на самую его середину.
Попадись кто на их пути – мокрое место бы осталось. И не убежишь – все действо, в сущности, заняло какие-то секунды. Попробуй тут побегай, с рюкзаком, по изрезанному глубокими и широкими трещинами льду...
Над местом обвала медленно поднималось облако пыли, и мелкие камни еще продолжали сухо стучать, скатываясь вниз. Антон перевел дух и, едва ли не помимо воли, начал мысленно молиться всем высшим силам сразу, то ли благодаря за спасение, то ли умоляя не посылать больше ничего подобного. В этот момент вопрос о том, существуют ли эти силы на самом деле, его не занимал. Было полное впечатление, что существуют – слишком уж все выглядело наглядно, как школьный урок. Сколько здесь бывает таких обвалов? (да и не только здесь. Ни Антон, ни кто-нибудь другой в группе, никто из его друзей и знакомых – никогда не видели ничего подобного). А сколько в этом позабытом всеми месте бывает людей? (вспомним записку, найденную на Цветном) Посчитаем-ка шансы того, что два невероятных события - появление гостей и обвал – произойдут в одной и той же точке пространства-времени... почти в одной. И задумаемся, отчего бы это именно нам выпала столь редкостная удача?
Хотя нет – именно в тот момент он ни о чем таком не думал. Бессмысленно об этом было думать тогда, да и не до мистических было размышлений. Было просто страшно. Откровенно страшно.
Когда первое остолбенение прошло и утихли невнятно-растерянные восклицания, они сняли рюкзаки, уселись на них и стали ждать и думать. Там, впереди, пока больше ничего не происходило. Пыль постепенно оседала, и пейзаж становился тем же, как раньше, если не считать свежих камней на льду.
Идти теперь на этот перевал или нет? Если нет, то куда вообще идти?
Единственным желанием Антона в тот момент было повернуться к проклятым горам спиной и уходить вниз, в чащу леса, куда угодно, только прочь. Но когда достали карту и описания, начали их рассматривать и припоминать то, что знали об этом районе, стало понятно, что это импульсивное решение, увы, не гарантирует им спокойной жизни.
Они практически в ловушке. Впереди – стена хребта, точнее даже нескольких пересекающихся хребтов и их отрогов. Другие перевалы, ведующие на ту сторону, столь же или даже более сложны, чем эта вот Тайна. И кто знает, не сыплет ли там так же, если не хуже?
А внизу – заросли кедрового стланика и потом глухая горная тайга. До ближайшего жилья – какого-то затерянного поселка, если он вообще еще существует – километров семьдесят. Это если мерить по прямой, а сколько там напетляешь, выискивая путь, бог весть. На первых тридцати километрах тропы нет. Что значит идти без тропы? Стланик – это сполшные невысокие кусты с очень толстыми и прочными ветвями, словно специально придуманные для того, чтобы цепляться за ноги. Противопехотные заграждения. Тайга ненамного лучше – идти придется где-то по бурелому, где-то по заваленным камнями берегам бурных рек, где-то по болоту. Чтобы пройти такое расстояние, да еще когда у командира не до конца зажившая рана на ноге, им понадобится дней шесть - семь. Продуктов же осталось меньше чем на три. В общем, конечно, куда-нибудь они рано или поздно выйдут, да вот только в каком состоянии?
Ну и пресловутый план похода будет провален. После происшествия с Шурой его и так переверстали и упростили. Если теперь еще и этот перевал отменить, вряд ли им официально засчитают этот поход. Спортивное достижение не состоится. Правда, теперь это Антона не волновало. Реальная как никогда угроза собственной жизни и страх при мысли о том, что почувствует Лена, если ей сообщат... этого хватало, чтобы забыть о всяком плане, категориях и прочих побрякушках.
Но, как выяснилось, многие из остальных думали иначе. Антон не мог понять, смелость это, безрассудство или просто отсутствие эмоций. Видимо, всего понемногу. Но были и рациональные соображения, сводившиеся к тому, что, скорее всего, с этого перевала упало уже все, что могло упасть, и теперь он побезопаснее других.
Они просидели на леднике час или больше, еще и еще раз обсуждая, что делать. Постепенно большинство стало склоняться к тому, чтобы все-таки идти эту «Тайну». И Антон, поколебавшись, сдался. Ему по-прежнему было страшно, но нежелание показаться трусом на фоне всех остальных каким-то образом перевесило. «Черт с ним» - подумал он. «Авось, пронесет нас всех как-нибудь. Ну а не пронесет... лично мне, по крайней мере, пока везло»
Они встали, надели рюкзаки и пошли, стараясь держаться ближе к середине ледника и опасливо поглядывая на склон, откуда обрушился обвал. Ничего не происходило. Благополучно добрались до места, где на льду валялись упавшие камни, отошли от них подальше, маневрируя между глубокими и широкими трещинами, и стали рассматривать подъем.
Приятного впечатления эта щель в скалах не производила. По описанию, она должна была быть завалена снегом почти до самого верха. Снег, в котором так легко делать ступени, и который - это теперь было главное – задерживает камни... Но снега не было. Вместо него кое-где был все тот же грязно-серый, весь в щебенке лед, а где-то осыпи и ощерившиеся скалы.
Пока они занимались рекогносцировкой, низкие облака опустились еще ниже, почти на голову, а затем из них закапал холодный дождь, все сильнее и сильнее. Сделалось совсем неуютно. Некоторое время все стояли, закутавшись кто во что, и ждали, пока дождь кончится. Прошло полчаса, кто-то уже успел промокнуть и продрогнуть, а дождь не унимался. Он лил теперь не так сильно, но упорно, явно не собираясь останавливаться.
- Хрен с ним, давайте палатки ставить, - не выдержал наконец Шура. - Все равно в такую погоду туда лезть, как в жопу...
Распоряжение было выполнено с большой охотой. Пока ставили, дождь немного поутих. Потом опять усилился. Облака висели все так же низко, и было ясно, что это надолго.
Так и оказалось. День угас, наступил вечер, а погода не менялась. Лезть куда-либо было уже поздно. По скалам в некоторых местах стекали ручейки воды, и даже шумели водопадики. В какой-то момент внизу ненадолго развиднелось. Открывшийся мрачновато-величественный пейзаж – темная рама скал, и в ней далекие сине-зеленые горы под свинцовым небом - сделался вдруг чрезвычайно похож на фон картины Леонардо «Мадонна в скалах», на которую они с Леной когда-то вместе смотрели... эх, где те картины? И где люди, которые могли бы их оценить? Ребята в группе маялись от смеси безделья и напряжения и боролись с этим довольно банальными способами. Сначала одни играли в «мафию», а другие в карты. Потом еще что-то делали, а потом вдруг принялись рассказывать друг другу матерные анекдоты и петь песни того же типа. Девицы не отставали от юношей. Будь это в школе, в каком-нибудь седьмом классе, Антон бы их понял. Но вот сейчас - лучше было бы выбрать что-то другое. Не надо было опять раздражать дедушку Алтая... хотя об этом, опять же, он подумал уже гораздо позже. А тогда, как подросток в школе, он, чтобы не отстать от компании и не почувствовать себя опять отдельно от всех, присоединился к общему трепу и даже рассказал какой-то анекдот в тему.
На ужин все набились в одну, самую большую палатку. Пока дежурный доваривал еду в тамбуре, остальные, притиснутые друг к дружке на пространстве два на два метра, сидели и разговаривали. Антон оказался у дальней стенки, где было чуть посвободнее. Максим, разморенный теплом, задремал, слегка привалившись к его плечу. Рядом Игорь занимался странным делом - он достал из кармашка на стенке палатки сложенный шерстяной носок, приложил его к уху и внимательно прислушивался.
- Что у тебя там? – не выдержал наконец Антон.
- Шмель, - серьезно ответил парень. Он осторожно отвернул края носка, заглянул туда, а потом показал Антону. Действительно, внутри сонно копошился толстенький желто-черный шмель.
- Я его тут на снегу нашел, - сказал Игорь. Его лицо неожиданно приняло такое же нежно-заботливое выражение, какое было у грубой Надюхи, когда она рассказывала про свою кошку.– Видно, снизу ветром принесло. Обратно не летит, замерз, наверное. Так что я решил его с собой взять, за перевал. На той стороне в лесу выпущу – может, полетает еще...
***
Ночью все спали все беспокойно - то одному, то другому мерещился обвал. После полуночи откуда-то действительно скатилось несколько камней, некоторые из ребят спросонья вскочили, но потом все постепенно успокоилось.
Утром погода была все той же. И продуктов оставалось на два дня с небольшим. Было непонятно, что делать, и из-за сгустившейся тревоги даже про вчерашние развлечения позабыли. Все угрюмо лежали в спальниках, в полуанабиозе, лишь временами вылезая посмотреть, что на улице.
Так прошло почти полдня. Пообедали, постаравшись сэкономить, что можно. Опять улеглись. Где-то после часу дня дождь вроде бы поутих. Антон, Шура и еще несколько человек вылезли из палаток почти одновременно, размяться и оглядеться. Шура взглянул на перевал, потом взглянул еще раз, повнимательнее. В облаках вроде бы появлялись, хотя тут же и исчезали, отдельные пятна посветлее. Командир еще какое-то время глядел вверх, почесывая отросшую рыжую щетину, и вдруг сказал, хотя и не очень уверенно:
- А может, пойти нам его?
Похоже, эта же мысль бродила и в головах остальных. Апатия, вызванная страхом, погодой и бездельем, тянула обратно, в палатку, но было ясно, что сидеть здесь бесконечно нельзя. Надо что-то делать. И они решились.
Укладывали рюкзаки, надевали обвязки и каски с ощущением, что идут в последний бой. Только бы пройти, только бы не сыпануло...
Сначала поднимались по крупным валунам немного в стороне – там было полегче и побезопаснее. Но, упершись в отвесные скалы, поняли, что дальше можно только вправо и вверх по льду, обильно посыпанному щебенкой. По тому самому месту, где вчера сошел обвал.
Мрачные серо-бурые скалы, от которых откололись вчерашние гигантские обломки, высились наверху грозной стеной и почти физически давили. Щебень противно скрипел под кошками, терзая и затупляя и так поистершиеся за поход зубья... черт с ними. Только бы пройти. Пусть хоть все снаряжение изорвется и изломается, только бы самим унести ноги.
Проходимая часть подъемного склона расширилась – теперь они поднимались по тому, что раньше было, вероятно, широким белым снежным полем, а теперь выглядело как грязно-серая простыня льда среди скал. Часть ребят, кто посильнее и понаглее, в том числе Игорь и Надюха, полезла вверх буквально наперегонки. Быстрее пролезешь, быстрее выберешься из опасной зоны... Антон немного отстал. Склон сделался круче. Рядом оказался Максим – тот, самый младший из них, у которого были старые кошки без передних зубьев. Антон внезапно понял, что Макс лезет уже каким-то чудом, что в этих кошках без страховки на таком крутом льду можно запросто сорваться – и попробуй тут задержись. А внизу ждут-не дождутся тебя острые валуны... Про Максову проблему все забыли, а сам он, видимо, стеснялся о ней сказать. Блин, команда, один другого краше.
- Игорь! – закричал вверх Антон. – Давай, веревку там закрепляй и сюда бросай! У Макса кошки не держат!
Игорь, будущий защитник мирных граждан, некоторое время не реагировал – видимо, не терпелось ему скорее убраться из-под этих нависающих наверху скал. Но после повторного окрика уже от командира, подкрепленного для верности матом, все-таки ввинтил ледобур, достал и закрепил веревку и бросил свободный конец вниз. По тому, как крепко вцепился в нее Максим, стало ясно, что держался он уже на пределе.
Полезли дальше. Из-под самых опасных скал в конце концов убрались, но живых камней оказалось полно и в кулуаре-щели. Есть тут хоть один перевал, где не сыплет??! Пока камни никто не трогал, они лежали смирно, но стоило кому-то неудачно наступить на такого «живого», как он ехал вниз. Если камень не успевали остановить, он начинал катиться, подпрыгивать, и наконец, летел, грозя покалечить любого, кто попадется на его дороге.
Конечно, тем, кто был наверху, было не совсем наплевать на нижних. Да и лезть первому, без перил, непросто, за всем не уследишь. Но все-таки... раньше, в прошлых антоновых походах, люди были осторожнее. Или горы были добрее. А на этом подъеме уже несколько «подарков» сверху прилетело. Снизу в ответ неслись уже не сдерживаемые матюки. Хорошо хоть щель была не прямая, а с изгибами и выступами, которые не давали камням разогнаться до предельной скорости и отчасти прикрывали от них.
Время шло. Дело продвигалось небыстро - пока один лез по веревке, один или двое дожидались своей очереди внизу, на «перестежке». Обычно ждать приходилось, стоя в неудобном положении - на такой крутизне, бывает, даже для ног ровное место не найдешь. Лишь при особо удачных обстоятельствах удавалось присесть. Пару раз, когда находилось укрытие от камней и не надо было постоянно быть настороже, Антон успевал немного разглядеть окружающий пейзаж. В нем было что-то захватывающее. Две почти вертикальные скальные стены с боков, в нескольких сотнях метров внизу изрезанный трещинами бело-серый ледник, темный противоположный склон цирка, а дальше – синие цепи гор, уходящие за горизонт... И кусочек темно-зеленой долины за ледником слева, глубоко внизу. Чувство высоты и пугало, и захватывало. Кстати, и погода заметно улучшилась – дождь прекратился вскоре после выхода, а теперь вот и облака почти разошлись. Смилостивился-таки дедушка Алтай...
Нет, не до конца смилостивился. На очередном подъемном участке Антон опять услышал вверху приглушенный предупреждающий крик «камень!», а затем зловещий стук и шуршание. Небольшой обломок летел по кулуару все быстрее, отскакивая то от одной, то от другой стенки, все время меняя траекторию. Он походил на огромное злобное насекомое, и предсказать, куда его бросит в следующую секунду, было почти невозможно. В последний момент Антон едва успел качнуться вправо, и камень, с хлопком шваркнув по его левой ноге, пролетел дальше. Антон почувствовал острую боль... связку подколенную задел, гад. Но только оцарапал, так что ничего, вроде все цело. А ведь на несколько сантиметров в сторону – и мог бы он остаться с раздробленным коленом...
- Твою м-мать! – не сдержался он, с остервенением глядя вверх. – Блин, осторожней там с камнями!.. Уроды... – пробормотал он уже в сторону, остывая.
- Что, задел? – без особых эмоций осведомился снизу Борис. Медик, небось профессионально интересуется.
- Да, по ноге. По касательной.
- А я думал, просто по штанам... звук такой был глухой...
Антон, морщась, потирал ногу. Сгибать и разгибать ее было больно. Ладно, жить будем. До верха всего веревка или две остались...
Наконец, пролезли и эти веревки. Один за другим, пошатываясь от усталости, ребята выбирались на перевал. Последним вылез Борис, с черным, злым лицом. Он тихо матерился сквозь зубы. Ему пришлось снимать и тащить вверх на себе почти все мокрые, грязные веревки – три мотка, больше десяти килограммов. Остальные, торопясь вверх, просто не задумались о том, чтобы ему помочь. Впрочем, среди этих остальных был и Антон. Раньше он бы никогда так не поступил. А теперь, выходит, постепенно начал вести себя, как все?
Перевал выглядел зимним двориком сказочного замка – ровная снежная площадка, со всех сторон окруженная отвесными черными каменными стенами. Под небольшим бугорком было маленькое чистое озерцо. Кто-то достал кружку, и все глотнули ледяной воды – несмотря на подступавший вечерний холод, хотелось пить. Да, пока лезли, наступил вечер – солнце скрывалось за одним из хребтов, на долину внизу легли длинные тени. На часах было шесть надо было торопиться вниз. По описанию перевала выходило, что на той стороне надо повесить всего три или четыре веревки по льду. А дальше – длинный снежный склон, по которому можно спокойно спускаться в связках или вовсе без веревок. Должны были успеть до темноты.
Чуть-чуть передохнули, опять надели рюкзаки и подошли к краю спуска. Вниз круто уходила белая поверхность горы. До пологого ледника было по вертикали не меньше четырехсот метров, как на глаз определил Антон. Что из себя представлял этот склон дальше первой пары веревок, понять отсюда было невозможно – слабо освещенная матовая белизна съедала все детали. Оставалось только надеяться, что описание более или менее соответствует реальности.
Ввинтили бур, бросили вниз первую веревку, и все тот же неугомонный Игорь первым поехал по ней вниз, упираясь в склон ногами и откидываясь назад. Добравшись до конца веревки, он нашел на льду подходящее место, ввинтил новый бур, пристегнул к нему самостраховку и таким образом освободил веревку для другого человека. Вниз пошел второй, а Игорь тем временем уже вешал следующую веревку. Конвейер закрутился.
…После трех провешенных веревок, вместо ожидаемого ровного снежного склона, они обнаружили сильно изрезанный трещинами ледопад. По нему провесили еще три веревки. Вечер уже, собственно, прошел, наступила ночь. Достали налобные фонарики. Они загорелись в темноте бело-голубыми светляками. Увидеть в их свете, что там дальше внизу, было невозможно, но ноги чувствовали, что все то же – круто и скользко. И они продолжали спускаться по веревкам, снимать и вешать их вновь.
Час шел за часом. Шура, который шел последним, время от времени кричал вниз, интересуясь, не дошли ли уже до снега. Ему отвечали однообразным «Нет... еще веревку неси!» Казалось, конца этому мучению уже не будет - но между тем, бесконечный спуск под холодными звездами, требующий слаженных действий от всех, начал, наконец, сближать и цементировать их команду. Мата больше не было. Все отпускали шутки и веселили друг друга, как могли. Стоя на перестежках, заботливо вырубали во льду для вновь прибывающих «лоханки» - ямки с плоским дном, куда можно было поставить ноги, чтобы они хоть как-то отдохнули. На таком склоне просто стоять, а не висеть, откинувшись на самостраховке - уже отдых. В какой-то момент уперлись в огромную трещину-бергшрунд («да тут экскаватор въедет!» - завопила Надюха, первая обозревшая это чудо природы). Из-за крутизны склона между верхним и нижним краем трещины было больше метра по вертикали. Чтобы перебраться через нее, нужно было совершить несколько хитрых маневров и небольшой прыжок, что в темноте было непросто. Уже преодолевшие трещину тщательно инструктировали прибывающих.
Когда на часах было четыре, небо начало светлеть, и в этом слабом свете они увидели внизу долгожданное выполаживание, на которое уже почти перестали надеяться. Еще веревка, даже полверевки... и вдруг оказалось, что крутизны уже нет. Все, можно просто идти вниз пешком.
Рассвет наступал стремительно – или им, вымотанным непрерывным пятнадцатичасовым подъемом и спуском, так казалось. Сняли последние веревки, связались между собой по двое-трое (под снегом могли быть замаскированные трещины) и пошли вниз. Через двадцать минут достигли ровного места. Все. Неужели этот день наконец закончился?!!
Палатки встали на снегу словно сами собой. В этот вечер была очередь Антона дежурить, то есть готовить еду. Ужин и завтрак в одном лице. Он не очень любил возиться с кухней, но сейчас был настолько счастлив, что даже готовка превратилась для него в праздник. Все забились в одну, самую большую палатку, а Антон уселся в выходном тамбуре. Кто-то уже набил скороварку снегом, кто-то еще собрал газовые горелки, и ему только и оставалось установить все это хозяйство и зажечь газ. Потом он растапливал воду и варил макароны с мясом – самое быстрое, что можно было соорудить. Потом они все дружно хлебали это варево. Наконец, около пяти утра, когда небо сделалось совсем светлым, вся их группа наконец погрузилась в блаженный сон.
...Антон проснулся, когда солнце стояло уже высоко. На небе не было ни облачка – от мрачной погоды последних нескольких дней не осталось и следа. Все еще спали. Он вылез из палатки и наконец разглядел открывшийся во всем своем великолепии вчерашний перевал. Снежно-ледовый бастион, блистающий всеми оттенками белого, синего и голубого, вздымался над ледником почти на полкилометра. Теперь было отчетливо видно, сколько на нем изломов и трещин. Похоже, им еще повезло - ничего не видя под собой, они спустились сравнительно легким путем. Антон ощущал гордость и невероятное облегчение. Все-таки, несмотря ни на что, они прошли этот перевал. Последний перевал...
А значит, всего через полтора дня он сможет расстаться с этими ребятами.
Это тоже вызывало облегчение, но совсем не радовало. Нет, даже хорошие друзья в конце похода, бывает, достают – кто бессмысленной разговорчивостью, кто, наоборот, неконтактной молчаливостью, кто какой-нибудь невинной, но надоедливой привычкой... но ты знаешь, что всего через пару дней после возвращения захочешь встретиться с ними снова. Опять увидеть те же лица – уже не заросшие, в обрамлении шапок, темных очков и капюшонов, а на удивление чистые и юные. Выпить и закусить, сидя за столом, а не на камнях или в тесной палатке. Посмотреть фотографии, вспоминая каждый день, веселясь над смешными эпизодами и с уважением комментируя те редкие снимки, где удалось запечатлеть работу на сложных и интересных участках маршрута. И, как бы это сказать... в последний раз ощутить себя группой, отрядом, племенем. Тем, к чему принадлежал каждый человек от начала вида homo sapiens до самого недавнего времени, и к чему он неосознанно тянется до сих пор...
Вот только племена и группы, оказывается, бывают разными. И если у тебя есть выбор – иди с теми, кто близок тебе. На кого ты сможешь положиться. Кто ведет себя так, что горы к ним благосклонны. И очень, очень внимательно выбирай!
Путь вниз, по набитой тропе, был недолгим. Через двое суток, после полудня, они спустились на берег реки Таруй, бешено ревевшей в узком ущелье. Метрах в пяти над водой через реку был переброшен деревянный мост. На том берегу была пробита дорога, и в паре километров вниз по реке виднелись дома поселка. Там проходил тракт, по которому время от времени ходили машины, а по утрам – рейсовый автобус. Ребята рассчитывали сесть на него и к концу следующего дня добраться до Новосибирска, а оттуда уехать поездом до Москвы.
А Антон уже твердо решил, что поедет отдельно, прямо сейчас. Лена, без сомнения, уже заждалась его, а до обратного рейса всего неделя. Но кроме того, что уж лукавить, ему хотелось наконец отделаться от всей этой компании. Он не мог их судить – ребята как ребята, по большому счету они не сделали ему ничего плохого. Но в этом походе было слишком много совпадений, иногда закономерных, а иногда невероятных, ставивших то одного, то другого, то их всех на край гибели. И отчего-то у него не проходило ощущение, что между атмосферой, которая сложилась в их команде, и всеми этими неприятными приключениями есть какая-то загадочная связь...
У моста, на небольшой поляне, окруженной кедрами, все побросали рюкзаки и собрались варить обед из последних продуктов, оставшихся от похода. В поселке их ожидал магазин и, соответственно, роскошный ужин. Антон подошел к Шуре, сидевшему, опершись на рюкзак с блаженным выражением на лице.
- Шура, слушай, - сказал он, – тут такое дело... Одним словом, мне надо поскорее в Москву. Дела всякие. Так что я бы, наверное, сейчас один вниз пошел. До тракта. Если я там машину какую-нибудь поймаю, то завтра уже смогу на самолете улететь из Новосиба. Это как... ничего?
Шура с некоторым недоумением посмотрел на него.
- Ну, как хочешь... – протянул он. – То есть, ты дальше без нас хочешь поехать?
- Ну да, для скорости. Один-то я почти наверняка смогу быстро на какую-нибудь машину сесть. Так что автобуса ждать не придется.
- Ну, как хочешь... – повторил Шура.
Некоторые ребята вокруг зашушукались, остальные продолжали равнодушно заниматься своими делами.
- Еды возьми на всякий случай, - рассудительно сказал Макс. Он в этом походе был «завхозом», то есть контролировал расход продуктов.
- Да ладно, там магазин в поселке... – начал отнекиваться Антон.
- Нет, возьми, пригодится. Вон, колбасы копченой как раз последние полбатона. И сухарей одна пачка резервная.
Антон не стал дальше ломаться и взял предложенное. Потом он выложил из своего рюкзака палатку и что-то еще из общественного снаряжения, которое все равно принадлежало не ему, и забрал у кого-то свой спальник и ледобуры. Теперь не придется в Москве встречаться для обмена вещами. Запаковал рюкзак... и все. Он был готов идти.
Вот только прощание получалось какое-то странное, вернее никакое. Все по-прежнему занимались своими делами, то есть в основном просто валялись на солнце, и никому до него не было дела. Люди, с которыми шел больше двух недель, вместе ел, спал, мерз... эх. Такие люди.
Антон все-таки обошел всех, попрощавшись с парнями за руку, а девчонкам просто что-то сказал. Рукопожатия, и те были вялые. Потом он взвалил на спину слегка полегчавший рюкзак и подошел к мосту. В настиле отсутствовало больше половины досок, и в прорехах виднелась бешено пенящаяся под солнцем глубоко внизу вода реки. На том берегу он помахал оставшимся, выбрался на дорогу и пошел вниз.
 | Я плакал!
"Пока все наперебой ахали и расспрашивали, как и что, Борис, заведовавший в группе медициной, без лишних слов достал свою аптечку и принялся обрабатывать рану. Шуре, у которого прошло первое возбуждение, на глазах становилось хуже. Его начало знобить – сразу и от ранения, и от холода, и от высоты" -)
"разреженный воздух" :-) любимое словосочетание автора :-) конечно на 3000-4000 конечно :-) ему неподвластны только те, что по семь бутылок пива за раз выпивают.. :-) | | | |
|
При вводе Логина и Пароля,
