Письмо другу

Здравствуй, приятель.

Сегодня один мой знакомый из столицы прислал мне письмо о том, как они круто съездили покататься на новогодние каникулы. Я читал, пускал слюни и завистливо кропал гнусные посты во всех конференциях, куда только добрался (даже на auto.ru — а это вообще святое). Но ты же понимаешь, что это — всего лишь зависть.

В прошлый раз я говорил тебе, как один перец писал, как они ездили в Золден. Правда, потом — выяснилось, что он туда не поехал. И все это написал, сидя у экрана. Но все равно — было завидно. И вот теперь — опять такое чувство.

Сегодня пошел снег. Опять желтый. Столичный фотокорреспондент Л., что приезжал снимать наш сноуборд-кросс, сказал, что он может замаскироваться в своей куртке. Но впрочем — это отдельная история. Сначала прочитай про их поездку.

Вот строки его письма.

«…Вот и пролетели в суете последние предновогодние месяцы. В сознании зафиксировались только обрывки: день рождения, день учителя, день замирения, тринадцатая зарплата.

И вот мы уже сидим на своих чехлах в ожидании вылета в далекую — далекую И. В чехлах покоятся наши доски. На досках мы будем кататься по снегу. Мы хотим посетить никому неизвестный городок Г. у подножия самого высокого и костистого хребта нашей планеты. Петрович где-то вычитал на клочке туалетной бумаги, что местные построили новый горнолыжный курорт с гондолами и «яйцами». Это было очень сложно. Потому, что там долгие годы шла война. Началась она вскоре после ухода Тамерлана к Великим Моголам. А закончилась минувшей весной. Это загадочное место было напичкано загадками, как боснийские поля противопехотными минами. Только до строительства курорта дело никак не доходило.

Об этом месте было известно очень мало. По крайней мере — нам. Петрович читал много книг и перелопатил массу страниц в Сети, прежде чем смог понять, как туда доехать. Возможно, мы будем первыми там… Впрочем, беглый опрос показал, что 70% пассажиров с нашего и соседнего рейса летит туда же. Но это — не беда. Значит, мы будем первыми русскими, которые приехали туда на роликах. Или — на алюминиевых тазах. Ну, что-нить придумаем. В любом случае, там недавно была война, и ничего похожего на столпотворение, а-ля «очередь на парковку в Сорочанах» — не предвидится.

И вот мы летим. Ну, почти летим. Катимся по бетонной полосе. Разбегаемся. Прощай, немытая Россия. До свидания, столица. Никогда не забыть мне «тваих кримлевских агней».

Конечно, мы устали лететь. И когда приземлились, то обнаружили себя в столице совершенно южного и непохожего на Россию государства. Вокруг — колоритная новизна. Глаза разбегаются и с трудом бегут назад. Везде пахнет. Иногда приятно. Эти запахи будут сниться мне еще долгие годы.

Но вот пора ехать дальше. Для этого можно использовать несколько разных способов. Те пятьдесят человек, которые поместились в самолет местных авиалиний, улетели сразу и быстро. Потом выяснилось, что пилот неумышленно перепутал названия городов и сбросил их багаж над северо-западными провинциями соседнего государства. Это вызвало дипломатический скандал, ибо на осколках, которые обнаружили местные жители маленькой деревушки — были надписи на русском. Например, «Soyuz-Viktan».

Еще восемьсот человек уехало на поезде. В Министерстве по туризму нам сказали, что должны достроить дорогу, начатую в прошлом веке. И они выполнили свое обещание. Иногда паровоз ехал по монорельсе и, по словам ехавших — это было круто.

А мы арендовали автобус. Конечно, ему было далеко до старого доброго MAD BUS. Но на нем тоже можно было ехать и даже сидя.

Потом у нас кончилось топливо, и пошел снег. Наш водитель улыбался и смотрел добрыми глазами на больших русских парней, которые куда-то спешили. Потом Петрович пошел спросить дорогу, а вернулся с бутылкой бензина. И мы поехали дальше, через 300 метров у нас стерлась резина и отключился последний привод. Нас окружили многочисленные жизнерадостные дети в пестрых одеждах. Мы их покормили с руки и сфотографировались на память. Наступила ночь. Было принято решение переночевать.

Из окон нашего небольшого уютного отеля были видны склоны окрестных холмов. Иногда — то там, то тут что-то моргало и рокотало. Полагаю, что это — вспышки насилия, о которых так много написано в Сети.

Я спал на чехле и видел себя катающимся. Потом — мне приснилась баня. Я открыл глаза и увидел странную фигуру в шерстяном плаще, которая раскачивалась и гудела. Оказалось, что издавна местные жители так согреваются, когда понимают, что происходит вокруг. После прибытия очередной гуманитарной миссии, они засовывают газовую горелку под плед и сидят так, пока не закончится газ. К тому моменту, обычно приходит весна.

Но нам уже очень хотелось кататься. Мы взвалили наши вещи на спину и пошли по дороге в гору. Нам навстречу ехали пестрые фургончики, из которых пахло кебабчиками. И за нами ехали почти цирковые машинки. Из них высовывались клоуны. Пахло пряностями и дизельным выхлопом. Все было очень позитивно. Петрович упал в сугроб и попросил его пристрелить. Улыбчивый местный житель незамедлительно откинул плащ и передернул затвор «кармальтука». К нашем ужасу он понимал русский язык. Мне стоило большого труда убедить его, что это была шутка.

Наконец-то мы сели на микроавтобус с бубенчиками и за 2 часа доехали до отеля. Нас уже перестали ждать и поселили на наши места сноубордистов из Таганрога. Однако, мы съели их ужин и подружились. Дальше проблем с жильем не было.

Кстати, о кухне: мне пить хочется до сих пор, хотя прошел уже месяц. А вот некоторые представители местной фауны совершенно не обращают внимания на специи. Да и на наши протесты — тоже. Смешные обезьянки съели копченую колбасу, какао и стрептоцид. Петрович хотел попросить у военных, которые жили в соседней землянке, заряды для подствольного гранатомета. Чтобы угостить смешных обезьянок и спать спокойно дальше.

Утром мы пошли кататься. Потрясающей красоты утреннее небо было украшено легкими облаками. Ничто не напоминало о тех трех метрах снега, которые выпали здесь вчера. Только пройдя мимо застрявшего снегоуборочного комбайна, мы поняли, как нам повезло накануне. Возможно, мы были первыми сноубордистами, которые поднялись на новой, с иголочки, канатной дороге. После нас ее выключили и не включали еще два дня. И вот — мы на самом верху. Под ногами за горизонт уходят бесконечные поросшие лесом гималайские хребты. На такую огромную высоту (а ведь это — самый высокогорный курорт в мире) иногда даже залетают птицы. Одна из них утащила термос Петровича и нагадила на снежный карниз, вызвав его обрушение.

Лесное катание просто восхитительно. Через триста метров после начала движения мы потеряли гида. Еще через 10 минут езды склоны начали выполаживаться и загибаться наверх. Тогда мы начали фотографировать заснеженные елки вокруг и говорить друг другу, как здорово, что мы выбрались так далеко и были здесь первыми. Солнце неумолимо клонилось к западу, хотя по часам было еще светло. Так повторялось каждый день.

Вскоре, мы освоились так, что могли кататься без гида, без машины, которая обычно не дожидалась нас внизу, без канатной дороги и без навязчивых мыслей «почему склон так похож на лист Мёбиуса?».

В лесах вокруг курорта мы прочертили наши пути по девственной целине. Верхушки гималайских карликовых сосен украшены эмблемами спонсоров и клочками наших курток. Камни хранят следы наших кантов и звук наших касок. Растительность и животный мир надолго запомнят первый зимний сезон и немногочисленную (всего 963 человека) дружную компанию сноубордистов и лыжников.

Скоро пришло время уезжать. Мы сели в уже ставший привычный нам вид транспорта — санки, и поехали в город… Было немного печально от мысли, что мы уже освоили этот уголок у подножия седых Гималаев. Немного хотелось кататься и сильно хотелось есть…»

На этом месте письмо обрывается. У меня отсоединился модем. Позже он прислал мне материалы для статьи в большой и толстый журнал. Но про катание фото опять не прошли. Еще он написал про посещение древних городов и памятников. Но в статью это не пошло. Редактор сказал, что где-то уже это видел. А ведь — красиво!

Мне захотелось туда тоже. Давай копить деньги на поездку туда, на край мира и на его крышу?

С уважением,
твой Нелюбимый Внучек.