Добро пожаловать !
Войти в Клуб Mountain.RU
Mountain.RU

главнаяновостигоры мираполезноелюди и горыфотокарта/поиск

englishфорум

Чтобы быть в курсе последних событий в мире альпинизма и горного туризма, читайте Новостную ленту на Mountain.RU
Люди и горы > Творчество >


Всего отзывов: 0 (оставить отзыв)


Автор: Владлен Авинда, Ялта

Огонь в скалах
Глава вторая

ДИКИЕ КОНИ СКАЛИСТОГО ПЛАТО

Позвонили из горисполкома и пригласили Громова на совещание. Он удивился, обычно городские власти вспоминали о спасотряде во время стихийных бедствий — пожары, наводнения, сели, землетрясения. А чаще, — обычная будничная жизнь, и связь только с милицией и “Скорой помощью”.
В кабинете зампредседателя горисполкома Лобацевича находились полковник милиции Краев, председатель городского Общества охраны природы Савельев, директор заповедника Конкин и еще какие-то незнакомые Громову люди.
— Садитесь, Виктор Петрович, как спортивная жизнь? — спросил Лобацевич.
— Неплохо, — улыбнулся Громов.
Они вчера, в воскресный день, катались на лыжах на Скалистом плато. Из местных “отцов города” Артем Михайлович Лобацевич был самый “спортивный”: увлекался горными лыжами и парусным спортом.
Первым выступил Савельев:
— Товарищи, на Скалистом плато живет табун диких лошадей...
И в памяти Громова вдруг встало давнее прекрасное видение: он, школьник, состоял членом археологического кружка, производившего разведку на Скалистом плато в поисках древних памятников. Руководитель кружка, Олег Иванович Домбровский, назначил Виктора конюхом археологической экспедиции. Лошадь он должен был получить в средневековой крепости, расположенной севернее Скалистого плато.

Что нужно индейцу, вставшему на тропу войны? Боевая лошадь с красивым именем Мустанг, боевая раскраска на лице и груди, орлиное перо на голове и острое копье. Лошадь Куклу Витя переименовал в Мустанга, белое перо подобрал от домашней утки, лицо и грудь раскрасил сажей и глиной, копье заменила длинная палка. Сам Виктор стал зваться “Ястребиный коготь”, и двинулся в опасный путь. Но, наверное, он не очень смахивал на индейца, потому что встречавшиеся по дороге люди удивленно оглядывали его и тактично помалкивали. Лишь девчонки, работавшие на табачной плантации, хихикнули и выразительно покрутили пальцами у висков. Не обращая внимания на мирных поселян, он держал путь в горы, где его ожидали бледнолицые.

Верный Мустанг не обращал внимания даже на боевые клики. Кобыла лениво вышагивала по лесной дороге. Он попытался пустить ее галопом и хлестанул колючкой по бокам. Обидевшись, она резко подкинула задом, и Виктор полетел на землю. Кукла (тут же вспомнил ее настоящее имя!) презрительно смотрела на него, пока он вновь заберется на ее спину.

Снова Виктор почувствовал опасность. Ему показалось, что рядом коварный враг. На дороге были видны чьи-то непонятные следы. Он осмотрел их: свежие они или нет? Понюхал сломанную веточку, даже пожевал листок. Наверняка враг прошел совсем недавно. Кукла снисходительно наблюдала за его следопытством. Ночью костра не разжигал, а, пожевав колбасы и хлеба, завалился спать, укрывшись шерстяным одеялом. Боевое оружие, копье и камни — положил рядом, и был готов к любому нападению. Кукле стреножил ноги, и пустил пастись на луг.
Яркие звезды низко висели над головой. Сладко пахло травами и цветами, июньское горное плато дышало свежестью, дикостью и раздольем. Глубокой ночью раздалось призывное ржанье и резкий лошадиный топот. Он проснулся и ошалел от поразительного виденья: в зеленом свете луны светились густые травы, а мимо летел сказочный табун. Впереди пепельно-седой вожак, которому тут же дал имя Седун, а за ним его верные красавицы. Феерический свет луны зеленым отблеском облил стремительный бег табуна. Неправдоподобные длинные хвосты и гривы, как флаги, плескались на ветру. Он опешил. Неужели это настоящие мустанги? Но как они появились на Скалистом плато? А лошади-птицы, взмахнув крыльями-гривами, исчезли в лунной ночи...

На другой день он притащился на Кукле в лагерь экспедиции. О своем ночном видении ничего не рассказал, побоялся, что засмеет мальчишеское общество. Прошло несколько лет. Опять он шагал на Скалистом плато. Тогда они искали с гидрогеологами новые пещеры. Стоял июнь, самый прелестный месяц на плато. Оно цвело, белые звездочки эдельвейсов рассыпались в зеленом ковре. Цветущее плато с синим окоемом неба, — две полусферы, одна голубая, другая зеленая. Он стоял на соединении двух миров, соприкасаясь с зеленым, а голубые небеса безбрежно струились над головой. И вдруг увидел лошадей. Сказочные кони купались в зелено-голубой заре. Куда они летели? Почему так спешили?
Из раздумий его вывел чей-то голос.
— Ну как, хороши лошадки?
Виктор обернулся. К нему подошел лесник, тоже зачарованный пролетевшим розовым табуном.
— Да! А чьи они?
— А ничьи. Вольные лошади!
— Как вольные? Не может быть! — в сознание Виктора не могли совместиться понятия “вольность” и “лошадь”: ведь лошадь должна работать на человека, он ее властелин и кормилец.
— А откуда они взялись?
— Да очень просто. Ушли от человека в горы, а кормов тут на круглый год хватает. Так и стали лошади свободными. Здесь издавна пасли лошадей, а в годы войны они остались без присмотра и разбежались, вот и живут вольготно, но не всем это нравится.
— Почему?
— Браконьеры стали лошадок постреливать, балуются ружьишками для развлечения. Никакой управы нет на этих паршивых людишек. И закона нет о том, что вольных лошадей нельзя стрелять.
— Это же мустанги! Дикие лошади! И где? В цивилизованном мире! На Скалистом плато!
Тогда он понял, что поразило его той давней ночью, когда впервые в лунном свете увидел табун лошадей, и вспыхнуло при виде розовых коней. Это была не сказка и не феерия освещения табуна зеленоватой луной и голубой зарей, — просто в облике мустангов неуловимо жили свобода движений, дыхание травы, журчанье ключевой воды! В свободе мустангов трепетала Великая Красота жизни! Мустанги... И снова чудо-богатырь Седун, а возможно и не он, а его сын, во главе тонконогих красавиц-кобылиц. Теперь поменялись местами: Громов находился со стороны заходящего солнца и, наверное, смахивал на зловещего идола в кроваво-красном освещении. Табун тихо притаился на дне широкой карстовой воронки. Мустанги паслись. Закатное солнце медленно угасало. И снова волшебство света окрасило лошадей: теперь они стали синими. Как вечер, как туман, собирающийся по горным впадинам.
Синие мустанги мирно щипали синюю траву и медленно уходили в синюю мглу.
— Эй, мустанги! — в ответ лишь короткое тревожное ржанье и трепетный топот
копыт... Пролетели годы. Опять Громов идет по земле мустангов. Плато пустынно. Знойное лето иссушило травы, испепелило серые скалы, разбросало белые кости. Недовольный гриф взлетел над тропой. Виктор подошел к каменной гряде. Здесь лежал мустанг, его Седун. Пуля попала ему в голову, спутала гриву и прервала быстрый бег стремительных мускулистых ног. И ничто уже не поможет Седуну, ни ласка шершавых языков кобылиц-подруг, ни песня жаворонка, ни горькая слеза, невольно прокатившаяся по щеке Громова. Седун распластался на траве. Остекленевшие глаза, еще не выклеванные вороньем, мертво смотрели на земной простор. Серая пленка смерти придавала глазам Седуна выражения удивления и вопроса, будто лошадь спрашивала: “За что ты убил меня, человек?”
....От воспоминаний Громова отвлек громкий голос председателя городского общества “Охраны природы” Савельева:
— На диких лошадей стали активно охотиться браконьеры. Они большей частью убивают мустангов ради забавы. Стреляют браконьеры также оленей, косуль и диких кабанов, вообще вольготно чувствуют себя на Скалистом плато! И нам нужны объединенные усилия — милиции, охраны заповедника и горноспасательной службы, чтобы дать бой этой разгулявшейся вольнице!
Договорились о совместном рейде против браконьеров на Скалистое плато в ближайшее воскресенье.
...Окружили балаган, стоящий на краю карстовой воронки близ исполинских утесов. Одна сторона дома прислонилась к скале, три другие смотрели в густые заросли кизила, шиповника, держи-дерева. Над трубой висел дымок с вылетающими искрами. Кто-то ночевал в лесном балагане.
Группа захвата состояла из восьми человек: два вооруженных милиционера в бронежилетах и шестеро горноспасателей с фонарями в руках. Еще двое — шофер и Иванчик — сидели в машине, которую остановили за километр до балагана, чтобы шумом мотора не насторожить и вспугнуть браконьеров. По три заходили на дверь и окно, в каждой тройке вооруженный милиционер. По одному сверху со скалы на крышу и на глухую стену с севера.
Дверь блокировали Ткачев, Воробьев и лейтенант милиции Михайлов. На окно выходили Семенцов, Мар и сержант Сосновский с овчаркой. Громов взял крышу, а Пекарев северную стену. Из балагана доносился шум ночного гуляния.
— Браконьеры роскошный пир закатили, видно хорошую дичь застрелили, — шепнул Ткачев Воробьеву.
— Да, шикарно празднуют охотничью победу! Так аппетитно пахнет жаренным мясом.
Балаган гудел от веселья, словно сказочная избушка плясала на курьих ножках. Горноспасатели блокировали балаган по всем военным правилам, но никто внутри помещения не знал, что их окружили и взяли на прицел. Браконьеры гуляли вовсю, ведь лесные заслоны остались внизу на кордонах, а сюда, в горную глухомань, никто не сможет добраться.
— Нужно поближе подобраться, а то слишком широкое кольцо и могут разбежаться! — оценил обстановку лейтенант Михайлов.
— Но наши фигуры еще хорошо видны, как бы мы сами не попали под ружейный обстрел?
— Тогда ползком по-пластунски!
Теперь уже точно наступил боевой час. Вся группа захвата, извиваясь в мокрой густой траве, ползла навстречу опасности. Только Ткачев, бравируя, шел в полный рост.
— Ложись, Саша! — громко шепнул ему Громов.
— Не могу, Дед, — спокойно ответил Ткачев.
— Почему?
— Жена подарила новый костюм и мне жалко его запачкать.
— Хорошо, но он станет на тебе в дырочках от дроби.
— Зато уже стирать не придется.
Скоро балаган был полностью окружен.
— Давай ракету! — махнул лейтенант.
Худощавый Саша Мар, романтик и страстный любитель пещер, постоянно мечтающий об открытия тайн подземелья и свершения какого-нибудь “подвига” для товарищей и всего Человечества, смело вскочил с земли и вскинул руку с ракетницей. Грохнул выстрел и в черную высь взлетела белая ракета. И тут же мгновенно Мар покатился на траву с рычащей овчаркой на шее.
— Фу, Штеффи, назад, свои! — кинулся к ним сержант Сосновский. Он еле успел отодрать рычащего пса от горла перепуганного горноспасателя.
— Как я забыл, ведь овчарка научена бросаться на стреляющего “противника”! — виновато оправдывался сержант.
Пока ракета дрожала белой звездой в ночном небе, будто испуская черные длинные тени, шагавшие в ярком кругу, уже грозно работал электромегафон. Голос Семенцова, удвоенный, утроенный силой электричества, точно превратился в глас Закона, охраняющего заповедник.
— Внимание! Говорит лесной патруль! Всем находящимся в избушке выйти наружу! Оружие оставить в доме! Вы окружены! Просим спокойно и без шума выполнить приказ!
Призрачный свет ракеты залил всю близлежащую округу, уродливыми силуэтами очертив магическую картину: фантастические скалы с рваным рельефом, медно-красную листву горного леса, деревянную избушку и замерший в напряжении патруль. Только поверженный Саша Мар лежал на траве и приходил в себя, кашляя и ругаясь от обиды. Грозную и рычащую овчарку сержант теперь держал на коротком поводке.
Дверь в избушке с треском открылась и оттуда вывалился здоровенный детина в тельняшке, сатиновых шароварах, кирзовых сапогах, с ружьем в руках.
— Кто надумал пужать! Сщас мазгу управлю! — заорал он пьяным голосом, вертя ружье, как трость.
— Положите ружье на пол и подходите к нам! — металлическим голосом электромегафона приказал Олег Семенцов.
Но пьяный верзила вскинул ружье и пальнул. К счастью, заряд пролетел над головами лесного патруля. Обе тройки, блокирующие дверь и окно, попадали на землю. От пьяных дураков можно было схлопотать пулю в лоб. И тут же автоматной очередью в воздух лейтенант Михайлов дал понять, что с ними лучше не играться.
“Матрос” с ружьем не ожидал такого ответа и поспешно бросился обратно в балаган. Там уже начинался переполох. Чересчур пьяные рвались на улицу, чтобы сразиться с патрулем, а кто-то внезапно отрезвевший преграждал им путь. Окно вдруг отворилось и в него пытался протиснуться чересчур упитанный браконьер. Но ему не удалось. Ракета погасла. И тут же из балагана стали выскакивать отрезвевшие браконьеры и разбегаться в разные стороны. Но горноспасатели ловко подсекали их под заплетавшиеся ноги, отбирали оружие и сажали в подъехавшую машину.
В балагане остались самые отпетые, они палили из ружей в дверь и окно, так что подходить к домику стало опасно. Но оттуда иногда продолжали черными тенями вываливаться браконьеры, порой группками по два-три человека, пытаясь пробиться через заслон и скрыться в окружающих зарослях. И пошло единоборство горноспасателей и лихих охотников, бывало смело ходивших на рога оленей и клыки диких кабанов, но теперь находившихся в пьяном угаре и трусливо поджавших хвосты за содеянный грех.

“Матрос”, закинув ружье за спину, с рогатиной в руках, — теперь он был похож на рыкающего “медведя”, — шел напролом. За ним, точно две побитые шавки, пугливо трусили два мелкотелых браконьера в пиджаках и джинсах. Один из них слепо семенил ногами, поблескивая стеклами очков. Левое ухо у него сочилось кровью, — заряд дроби прошил его, но миновал голову. Пальцами руки он тер мочку уха, выковыривая оттуда свинцовые дробинки. За ним, будто превратившись в траву, полз черно-белый охотничий кобель с длинными ушами.

Навстречу тройке былинных “богатырей” выскочили Сашка Ткачев и Мишка Воробьев. “Матрос” тут же ткнул рогатиной Ткачева, зацепил за новый костюм и рванул его острыми кольями. Так, видно, уже было написано на судьбе костюма, что носить его будут один день, хотя вместо “планируемых”дырок от дроби, он разорвался от рогатины. И в яростной рукопашной схватке покатились в кусты верзила-“матрос” с телом, обрюзгшим жировыми складками, и коренастый, но тоже упитанный, Сашка в лохмотьях “нового” костюма. А Миша, высокий и сильный, схватил за шивороты двух других “богатырей”. И вдруг услышал жалобный шепот.
— Сосед, не выдавай, мы — свои! — и Миша узнал в одном из браконьеров знакомого по городскому дому, Василия Толмачева, работающего завскладом и страстного охотника.
— Бегите, парни! — отпустил их жалостливый Воробьев.
— Спасибо, Миша! Ящик чешского пива с меня! — благодарно залепетал заядлый охотник и пустился наутек, с перепуганными собакой и другом-милиционером, приглашенным на лесное пиршество браконьеров, но одетым в гражданский костюм.
— Толстый, тебе помочь? — поинтересовался Миша у Сашки Ткачева, ведущего борьбу.
— Не надо, этот пугало на вид только страшный, а мускулы свои он давно в самогоне растворил.
...Громов увидел, как из-за куста, росшего на уровне крыши балагана, появилась взлохмаченная голова браконьера. “Очевидно, между опорной стенкой и скалой пролез, а может, просто крышу проломил?” — успел подумать горноспасатель. А взлохмаченный в нательном белье вылез с ружьем в руках, за ним следовал второй браконьер, тоже полураздетый.
“Кричать нельзя, на голос пальнет, но как сообщить нашим?” — подумал Громов. И тогда он включил фонарь и отпрыгнул в сторону. “Валентиныч услышит выстрел и все поймет”.
Яркий луч электрического луча полоснул взлохмаченному по глазам — грянул выстрел. Но Громов был уже в безопасности, он скатился за прикрытие. Фонарь разлетелся от прямого попадания заряда. Но сбоку засветился другой. “Молодец, Валентиныч, понял мою игру!” Взлохмаченный из другого ствола сбил второй фонарь и вместе с напарником кинулся к темнеющим кустам. И тут же оба свалились, подсеченные веревочной ловушкой, натянутой Громовым. Горноспасатель вмиг оказался рядом с ними.
— Встать, руки вверх! — грозно скомандовал он. Браконьеры, пошатываясь, тяжело поднялись с земли.
— К машине марш!
...Через час операция по задержанию браконьеров закончилась. Из балагана горноспасатели вынесли туши оленя, двух косуль и дикого кабана. “Охотнички” поразбойничали отменно. Вместе с милиционерами шестерых браконьеров, отстреливавшихся из балагана, усадили в машину. У остальных отобрали оружие, составили протокол и отпустили.
Горноспасатели остались у балагана, ожидая второго рейса машины. Растянули одеяла на мягкой густой траве. Спать не хотелось. Возбуждение от проведенной операции выветрило сладкие сны.
— Разве это охота: вскинул ружье, пальнул — и зверь готов, свалился к твоим ногам. Вот в давние времена люди по-настоящему охотились, — начал разговор Громов.
— Откуда вы знаете, как раньше охотились? — спросил Воробьев.
— Хорошо представляю, ведь я в свободное время люблю работать с археологами.
— Давай, Дед, поведай и нам о древней охоте! — попросил Воробьев.
— Знаете Белую скалу, стоящую на севере-востоке от Скалистого плато, во второй гряде гор?
— Да!
— Я работал там в экспедиции Юрия Колосова. По впечатлениям от находок
археологов и прогулок в окрестностях и родилось это повествование. Весна у нас — горная, лесная, морская, степная, сивашская, — богаты множеством красок и оттенков. И среди них одна из лучших — горно-луговая, с зеленым ковром трав и ярко-красными пионами. Ранние, подснежниковую и ландышевую, весны я прозевал: так завозился с делами, что все недосуг было выбраться в горы, но пионовое цветение я встретил на Ак-Кая, или Белой скале. Гора эта — природный памятник республиканского значения. Скалистый утес вздымается на полтораста метров над долиной, высота его над уровнем моря — триста двадцать пять метров. Образовалась Ак-Кая в результате эрозии и выветривания палеогеновых и верхнемеловых известняков и мергелей. От выветривания вверху скалы создались любопытные столбовые отдельности. На белом фоне стены видны затененные дыры недоступных гротов и овальных ниш. А нижняя часть скалы и склоны прорезаны эрозионными ложбинами, покрыты осыпями и навалами крупных глыб известняка. В этом каменном хаосе растут редкие кустарники грабинника, боярышника, шиповника, ведущие неравную борьбу с эрозией. Но главным «козырем» Белой скалы явился недавно открытый и сразу ставший всемирно известным ее палеолит. Древнекаменные века, начавшиеся около 800 тысяч лет назад, завершаются примерно в Х1 — Х тысячелетиях до нашей эры. Делится палеолит на ранний, средний — мустьерская эпоха, или мустье, — и поздний.
Белая скала была удобной для жизни древнего человека: она богата гротами и небольшими пещерами, образованными господствующими западными ветрами. Они постарались здесь на славу, сотворив целый “архитектурный комплекс” вымытых в камне полочек — от мелких ячеистых форм до больших круглых “окон” или разных калибров ниш, гротов. Получились даже высокие вертикальные “колонны”, подпирающие самый верхний ярус — “крышу” Белой скалы. От холода, дождя и снега человек находил естественное убежище в пещерных гротах. Но для того, чтобы заселиться в них, он должен был изгнать оттуда диких животных — пещерных медведей, гиен, выбравших те же гроты для своего обитания. Самым сильным оружием первобытного человека стал огонь, служивший не только подспорьем в охоте на животных: он же обогревал пещеры, давал свет, поджаривал дичь.
Грот имел крышу и три стены, а четвертой служил костер или заслон из шкур убитых животных, натянутых на бивни и кости.

И мы чуточку пожили в гроте, уподобясь неандертальцам. В то время у нас не было (как и в продаже) ни палаток, ни спальных мешков: из дому брали тоненькие одеяла и, не задумываясь, отправлялись в поход, осенними и зимними ночами мерзли, но все равно не сдавались. В Кизилкобинском лесистом ущелье мы обживали Ночлежный грот. Перед его входом с вечера на всю ночь разводили большой костер из валежника, гревший нас до утра. Вспоминаю свой первый поход, совершенный, когда я учился в восьмом классе.

...Ветер играл огнем, раздувал пламя и, бросая снопы золотистых искр в темноту, освещал вокруг серые скалы и медную зелень леса. Красное пламя лизало сухой бук, трепетало в каком-то языческом танце. На старых узловатых ветвях пляшущие тени казались фантастическими силуэтами древних животных. Мгновение — и они тут же исчезают или превращаются в новые всполохи. Казалось, что мы — первобытные люди и вытачиваем из кремней наконечники стрел. Вскоре все ушли внутрь грота. Я остался один у костра. Спать не хотелось, ведь тихо дышала моя первая ночь в горном походе. Темнота вплотную подступала к костру. Боязливо оглядываюсь — не хочется ступать во мрак, но нужно пополнить запас дров. Медленно иду в лес. Легенды и страшные истории, рассказанные сегодня у костра, переплелись в моем воображении. В лесу еще темней, становится жутко. Преодолевая страх, нагибаюсь, собираю дрова. Вдруг рядом зашевелились кусты. Я резко выпрямился, и что-то острое кольнуло меня в спину. Падаю на кучу хвороста, замираю... Никакие “разбойники” почему-то меня не трогают. Приподнимаюсь, оглядываюсь. Надо мной раскачивалась сухая ветка, ткнувшая меня в спину, когда я выпрямился. Смеясь над своим испугом, возвращаюсь к костру, подбрасываю дров и ложусь спать к ребятам, а рядом кладу тяжелую дубинку, на всякий случай...

Балка Красная клином входит в западный массив Белой скалы на расстояние 500 метров. У подножия скалы — мощные конусы щебенчатых и мергелистых осыпей, к северу от углового уступа на осыпях видны огромные глыбы нуммулитовых известняков.
Балка Красная оказалась самой населенной мустьерскими стоянками — целый “город” неандертальцев. Могу себе представить, какое здесь было скопление — то ли звериных шкур, то ли камней, служивших заслонами перед входами в светящиеся вечерними огнями гроты. Подле них обрабатывались туши убитых мамонтов, сайгаков, ослов, быков, лошадей и других диких животных, — их кости нашли здесь археологи. Тут же оказались и “мастерские” по изготовлению кремневых орудий труда и охоты, всевозможные отщепы, нуклеусы, скребла, ножи, остроконечники.

Такое обилие мустьерских памятников в районе Белой скалы, неоднократное и долговременное его заселение, очевидно, стимулировалось прекрасными природными условиями. Уютные гроты, а рядом — степи, где паслись стадные животные тут же и запасы кремня, внизу течет река, и в пойме — заросли дикорастущих съедобных плодов и ягод. Белая скала дала пищу и убежище человеку, укрыла его в сотворенных природой гротах и пещерах. Мустьерский “город” жил, смеялся, плакал и говорил речью человеческой, где уже сквозила мудрость в слове, накапливался опыт, где складывались обычаи, правила совместного житья. Вокруг множество цветов. Интересно, дарил ли неандерталец цветы своей неандерталочке? Думаю — да, ведь не зря он полюбил Белую скалу. Самое очаровательное время здесь — цветение весенних диких пионов. А его подруга тогда еще не знала ничего о золоте и серебре, и лучшим подарком для нее наверняка были цветы и согревающий огонь, тщательно ею сберегаемый. Неандерталка с алым букетом в руках, в кожаном одеянии из шкуры сайгака, со здоровым румянцем на лице... И, очевидно, первобытное изящество и кокетство дополняли ее внешность. Ей не нужна была косметика, придающая свежесть и миловидность лицу, — ведь она пила родниковую воду и вдыхала аромат лугов Белой скалы. А может быть, она уже красила губы соком волшебной травы или ягоды? Или разрисовывала лицо, привлекая внимание неандертальских женихов? Неандертальская пора любви и цветения пионов из года в год, из века в век продолжается у Белой скалы, и тихо вздыхают ветры, точно отголосок давно умолкших речей о любви, о красных цветах, бивнях мамонтов, кожаных платьях, каменных ножах и о многом-многом другом. Не знаю, как вы воспринимаете пионовую пору, но у меня при виде алых цветов, нежных и сильных, одиноких и в товариществе растущих, рождается ассоциация с ликом далеких предков, живших, охотившихся и влюблявшихся у Белой скалы.

...Ночь. Шелест густых трав и ярких звезд. В трепетной тишине сияние Белой скалы, будто вырубленной кремнями из лунного осколка. И огни костров, как пойманные в неволю лучи солнца.
“Медведь” осторожно поднял голову из травы. Он сидел на краю Белой скалы и отсюда с высоты смотрел в мглистую даль, туда, где в широких степях, залитых росистой влагой, паслись стада. Еще было рано для первого знака загонщикам. В это утро была назначена Большая охота у мужчин всех костров и гротов Белой скалы. “Медведь” — рослый и сильный неандерталец, был Великим охотником, и все мужчины мустьерских стоянок Белой скалы признавали за ним первенство, хотя спал и жил он в соседнем гроте Пролом. “Медведь” носил подвеску из ушной косточки пещерного медведя. Он выиграл поединок со страшным зверем и теперь мог гордиться своей силой, подвесив знак первого охотника.

Наступали холодные снежные дни, самые трудные времена для охоты и нужны были большие запасы мяса, чтобы спокойно греться у огня. Вот поэтому все охотники объединились, и “Медведь” стал во главе Большой охоты. Белая скала занимает удачное положение. Она возвышается на сто метров над долиной реки. У Белой скалы всегда тепло и безветренно, и все стоянки прекрасно прогреваются солнцем. Рядом находились залежи кремня, шедшего на изготовление орудий труда и охоты.С нее хорошо видны степи, где паслись многочисленные стада лошадей, антилоп-сайгаков, мамонтов, реже попадались ослы, зубры, благородные и северные олени. Охотники вели наблюдение за животными, когда те шли к водопоям.

“Медведь” выбрал немолодых, но еще с сильными мускулами мужчин, способных нанести точный удар копьями. Они, обмазавшись экскрементами мамонтов, залегли у водопоя. Охотники дожидались толстокожих гигантов, использовав весь свой опыт и хитрость, — а когда мамонты будут наслаждаться водопоем, внезапно с силой и точностью вонзят копья в их мочевые пузыри. Но мамонтов становится все меньше... Для хорошей Большой охоты нужны стада лошадей или антилоп-сайгаков. Самых молодых и быстрых охотников “Медведь” послал в степь. Загонщики должны вспугнуть стада лошадей и направить их на Белую скалу. Здесь в засаде сидели охотники постарше, но опытные и ловкие, хорошо владеющие каменными шарами, связанными кожаными ремнями. Когда лошади понесутся мимо охотников, те, раскрутив шары над головой, с силой запустят их в животных. Шары, ранив жертву, обовьются вокруг туловища или ног зверя, помещают их стремительному бегу. И тогда можно быстро прикончить лошадей копьями и дубинками.

Великая охота началась. Холодный рассвет занежился розовым цветом. Загонщики, громко крича и стуча камнями, подняли три табуна лошадей. Во главе табунов неслись вожаки. Они, словно птицы, уводили кобылиц от опасности в голубую горную даль. Длинные хвосты и гривы, как красные языки огня пламенели н алом рассвете. “Медведь” рыкнул звериным криком, — и сразу взвились каменные шары (боллы), с налету ударили и подкосили вожаков. Только одному удалось уйти от смертельной западни, и он снова продолжил свой скачущий полет. Но куда? Впереди обрывы и смерть. И вдруг перед самой пропастью красный конь встал на дыбы, будто почувствовав опасность, и его табун успел замереть перед пустотой. А кобылицы, оставшиеся без вожаков, в панике и страхе, с исступленным ржаньем с ходу проваливались в кровавую бездну. Только красный конь уводил свой табун назад, прямо на копья и стрелы, на устрашающий шум и удары боллов. И они отважно прошли сквозь гибельный строй, потеряв лишь три кобылицы... Большая охота удалась. Стало много запасов мяса для предстоящих снежных холодов. Уже по ночам Белую скалу обсыпало хрустящим инеем.

...При раскопках палеолитической экспедицией в 1973 году из грота Пролом, из мустьерского культурного слоя, извлечена грушевидная ушная косточка пещерного медведя. Размеры косточки — 4,2 х 1,6 сантиметров. В ее середине — круглое сверленое отверстие диаметром 2 миллиметра.
Для чего нужна подвеска, по форме так подходящая в качестве украшения? А может, это знак отличия искусного охотника? В своей книге “Белая скала” Юрий Колосов пишет о том, что в глазах неандертальца все первостепенное было непосредственно связано с успешной охотничьей деятельностью. Все остальное, воспринимавшееся как производное от нее, получило свое развитие уже в позднепалеолитическое время. По “всем остальным” мы понимаем элемент первобытной эстетики и искусства...


К Предыдущей главе _______________ Продолжение следует....


Поделиться ссылкой

Дорогие читатели, редакция Mountain.RU предупреждает Вас, что занятия альпинизмом, скалолазанием, горным туризмом и другими видами экстремальной деятельности, являются потенциально опасными для Вашего здоровья и Вашей жизни - они требуют определённого уровня психологической, технической и физической подготовки. Мы не рекомендуем заниматься каким-либо видом экстремального спорта без опытного и квалифицированного инструктора!
© 1999-2024 Mountain.RU
Пишите нам: info@mountain.ru
о нас
Rambler's Top100