Байки из медпункта альплагеря "Мижирги". Детектив. / Творчество / Люди и горы / Mountain.RU

Автор: Дарья Матвеева, г. Москва

Байки из медпункта альплагеря “Мижирги”
(Продолжение. Начало см. здесь)

Глава 4

Всех основных участников нашей истории, за исключением Масяни, я нашла в кабинете начспаса. Трое напарников Масяни, начальник, сам начспас, Подопригора и другой спасатель, имени которого я не помнила, московский доктор и носатый дядя в бейсбольной кепке, сером костюме и сером галстуке, удобных серых тапках и модных дымчатых очках. Увидев меня, дядя затушил сигарету о выщербленный пол, галантно поклонился и представился: “Каламбет Руслан Джамалович, старший следователь по уголовным делам недогорского райотдела милиции”. Потом разговор возобновился. В кабинете было ужасно накурено и пахло фирменным коньяком из лагерного бара, Все говорили одновременно, и оставалось только удивляться, как Руслан Джамалович в такой атмосфере умудрялся вести свое следствие и даже делать многочисленные пометки в толстой тетрадке с надписью “Эльбрусиада – 2000”.

Я скромно уселась на гору списанных палаток в углу комнаты (они лежали там уже третий год). Ко мне подсел московский врач и шепотом сказал, что осмотрел тело Масяни и полностью подтвердил мой диагноз, о чем уже сказал следователю. Тело поместили в угольный сарай, где было холодно и сухо, и часа через два, если дождь и ветер не усилятся, должен был прилететь вертолет (я в очередной раз восхитилась административным способностям начальника), чтобы забрать в Недогорск Масяню, меня и следователя. В остальном никаких серьезных травм и происшествий, все живы и относительно здоровы, только Дмитрий Жуков находится в состоянии крайнего нервного возбуждения, врач даже предлагал ему успокоительное, но тот отказался. Я не сразу поняла, что Дмитрий Жуков – это Димка, Шумахер. Я подняла голову. Шумахер сидел лицом ко мне и что-то страстно доказывал начспасу, тыкая пальцем в Сергея Николаевича. Палец дрожал, лицо Димки было непривычно мрачным и даже злым, под маленькими и обычно веселыми глазками залегли темные круги, и куда-то делся всегдашний здоровый румянец. В другой руке у Шумахера была почти пустая бутылка прасковейского коньяка – оставалось только надеяться, что Шумахер выпил не все в одиночку. Уж не был ли влюблен Димка в Масяню, вдруг подумала я, может, оттого так и страдает...

К нам с московским врачом подсел начальник. Он тоже был не особо весел, и его можно было понять: каждый несчастный случай с летальным исходом – пятно на репутации лагеря плюс куча практических проблем. И что гораздо важнее, начальник по-настоящему любил тех, кто к нему приезжал, и переживал каждую гибель, как гибель близкого человека. Здоровый врачебный цинизм был ему чужд. И самое страшное – это сообщать о смерти обычно еще очень молодого человека родным или семье погибшего. Начальник знал уже все детали гибели Масяни, поэтому ни о чем меня не спрашивал, только вздыхал и говорил: “бедная девочка! бедная девочка! и дался вам этот альпинизм! детей надо рожать, а не по горам лазить”. Эту песню я слышала так часто и в таком количестве вариаций, что моментально перестала слушать и стала думать о другом: как бы мне половчее уговорить начальника и московского врача отпустить меня наверх еще на пару дней после возвращения из Недогорска.

Следователь закончил опрос свидетелей практически одновременно с прилетом вертолета. Провожать нас вышло почти все население лагеря. Все стояли молча под моросящим дождем, и я заметила, что флаг лагеря приспущен. Тело Масяни, завернутое в серебрянку, разместили в грузовом отсеке, мы со следователем сели за пилотом. До Недогорска был час лету, который следователь потратил с пользой для дела: сначала, для порядку, попытался поухаживать, я так же ритуально его отшила, и в оставшееся время он, сверяясь со своими записями и пытаясь перекричать рев двигателя, уточнял у меня детали несчастного случая. Краем глаза заглядывая в его записи, я читала: “Показания свидетеля Чижа относительно времени нахождении тела в приблизительно 18:30 совпадают с показаниями свидетеля Образцова”. Интересно, у кого из ребят фамилия Образцов? – лениво размышляла я. Не Шумахер, не Мамунт – либо второй спасатель, либо Сергей Николаевич. Вертолет приземлялся.

Мои пессимистические прогнозы относительно сложностей в Недогорске совершенно не оправдались. Нас встречала “труповозка”, тело Масяни приняли в морг без возражений и сказали, что вскрытие проводить не будут, а в “дело” пойдет мое заключение, подтвержденное заключением московского врача. Таким образом, моя миссия была выполнена, на дворе было 8 часов вечера, темнело, есть хотелось ужасно, а машина из лагеря приедет за мной только назавтра. Переночевать мне было где – в городе Недогорске, который являлся перевалочным пунктом для всех отправляющихся в здешние горы экстремалов, существует гостиница под гордым названием “Альпинист”. Поесть, конечно, тоже была не проблема, вот только ужинать одной, в ресторане, в городе Недогорске, вечером... Я почти пожалела, что галантный следователь отправился домой, к жене и детям. Заглянула в гостиницу, надеясь встретить кого-нибудь из знакомых или полузнакомых или хотя бы просто таких же голодных и одиноких, но там было безлюдно – народ либо весь уже уехал в горы, либо растворился в ласковых июльских сумерках Недогорска. Я тогда решила купить себе в каком-нибудь киоске чебуреков и съесть их в номере в гордом одиночестве. Шагая обратно по улице Ленина с чебуреками в руках, я вдруг заметила вывеску “Интернет-кафе “Загрузись”. Ух ты, я и не знала, что в Недогорске есть такие чудеса цивилизации!

Я, конечно, решила зайти – просто проверить почту... да и чебуреки в окружении подростков “поколения сети” есть веселее, чем в окружении выцветших нейлоновых штор и выцветших фотографий кисловодских нарзановых павильонов. Писем было не очень много, я быстро всем ответила и решила – раз уж я зашла – заглянуть на “gora.ru”. Как всегда летом, в форуме и на чате было тихо и безлюдно – ну прямо как в моей гостинице. На главной странице было много новых отчетов о недавних восхождениях. Про Масяню, пока ни слова – и пусть кто-нибудь другой об этом напишет, не я.

Поедая чебуреки, я как-то незаметно для самой себя залезла в поиск и набрала имя Масяни. Ну, про незаметно для себя, это я вру, конечно. Как только я увидела вывеску “интернет-кафе”, сразу же решила, что выполню миссию, возложенную на меня Костиком, и вовсе не потому, что разделяю его бредовые идеи, а просто из любопытства. Интересно же узнать – хоть и задним числом – что за человеком была Масяня, как она познакомилась со своими тремя напарниками, а может, и как уговорила их ехать вместе в “Мижирги”.

За ником “Масяня” в системе числилось три с лишним тысячи постингов. Ничего себе, я знала, что наша героиня – активная участница форума, но такое обилие информации меня потрясло. Было не очень понятно, как во всем этом разбираться. Я тыкнула наугад в пару последних документов. В одном из них, датированном началом июня, Масяня давала какому-то чайнику совет по выбору скальных тапок, с подробной аргументацией, перечислением брендов и примерной стоимости оных.

Несколькими днями раньше Масяня была участницей ожесточенной дискуссии по поводу дискриминации женщин в горах. Дискуссия разгорелась из-за замечания некоего Бродяги о том, что женщинам в горах выше четверки делать нечего.

(Бродяга был одним из самых известных персонажей форума. Кому этот ник принадлежал, я не знала, но представление о личности Бродяги было составить легко: он был приверженцем классического советского альпинизма, проникнутого духом коллективизма и взаимовыручки. Судя по его статьям и постингам, он объездил и облазил полмира, но остался большим патриотом “наших” гор – что вполне сочеталось с его глобальным патриотизмом, плавно переходящим в ура-патриотизм и далее в национализм. Шовинизм (объектами которого были люди в юбках, люди в ермолках и люди кавказской национальности) был тщательно закамуфлиророван высоконаучными выкладками, ссылками на классиков и высоким IQ автора – иначе его просто изгнали бы с Форума. Трусость Бродяги раздражала меня не меньше его гражданской позиции, но порой я с интересом читала его постинги на другие темы – например, о спортивной диетологии и о предсезонных тренировках. Чувствовался, что автор глубоко в теме – я даже предполагала, что он спортивный врач – но писать ему или знакомиться с ним мне совсем не хотелось.

Главным аргументом Бродяги в данной дискуссии была не обычная в таких случаях забота о здоровье и красоте теток, а убежденность, что женщины тормозят процесс и создают нездоровую атмосферу в коллективе. Теория излагалась крайне академическим тоном, с которым контрастировали страстные и язвительные выпады Масяни, обвинявшей автора теории в шовинизме, женоненавистничестве, половой дискриминации и называвшей его отморозком, дилетантом и импотентом. На собственном примере Масяня доказывала, что она лично никогда никому обузой не бывает, таскает рюкзаки по тридцать кг и много раз шла на восхождении первая. В разгар дискуссии я заметила умиротворяющее сообщение под знакомым ником. Сообщение гласило:

Масяня, кончай флудить, ты суперальпинистка, а Бродяга просто завидует. - Мамунт 16:29:15 05/6/2001(2)

Масяня и вправду закруглилась, завершив дискуссию хлестким, но малопонятным высказыванием о том, что женщины, по крайней мере, ведут себя одинаково в горах и в быту, не то, что некоторые, которые в горах герои, а по жизни взяточники.

Я раздумывала, как мне дальше поступить – читать все три тысячи масяниных постингов у меня не было ни времени, ни желания. Надо как-нибудь сузить поле поисков. Я набрала “Масяня+Мамунт” - в окошке результатов поиска выскочила уже знакомая мне фраза про “кончай флудить”. Запрос “Масяня+Шумахер” дал ноль результатов. Как звали на “горе” Сергея Николаевича, я понятия не имела. Все на сегодня, сказала я себе, доев последний чебурек, и решила перед уходом распечатать все заголовки постингов – может их анализ даст какие-нибудь результаты. Пока принтер выдавал страницы, я просматривала начала постингов. Вдруг я увидела сообщение, датированное концом марта:

Ищу команду для летнего сезона на Кавказе(+)- Масяня 07:08:56 29/3/2001 (0)

Ищу команду для летнего сезона на Кавказе. О себе:
КМС по скалолазанию, 1й спортивный разряд по альпинизму,
6 лет опыта горных восхождений, отличная физическая
подготовка. Необходим напарник или напарница
для восхождений на вершины 5-6 КС. Пол и возраст
значения не имеют. Готова участвовать в совместных
тренировках для подготовки к сезону. Пишите масяня@mail.ru.

Письмо поднималось наверх три раза. Ни одного ответа на форуме Масяня не получила. Я собрала распечатанные страницы и отправилась в гостиницу с непонятно откуда взявшимся ощущением, что в интернет-кафе “Загрузись” еще придется вернуться.

Глава 5

Какое счастье ехать в дребезжащем УАЗике по пыльной разбитой дороге и видеть впереди белоснежные вершины и зелено-голубые ледники! Горы становятся все ближе и выше, занимая почти полнеба, и воздух наполняется ароматами альпийских лугов и озона. Шум горной речки сначала оглушает, а потом к нему так привыкаешь, что перестаешь его слышать. К грохоту сходящих лавин привыкнуть почему-то не получается.

На подъезде к лагерю я увидела одинокую фигуру, печально восседающую на камне. При виде машины фигура соскочила с камня, отчаянно замахала руками и оказалась Костиком из Одессы. Костик потребовал, чтобы я немедленно, не доезжая до лагеря, вышла из машины, потому что он должен сообщить мне нечто крайне важное и совершенно секретное, пока на меня не набросились пациенты и начальник.

Новости были и вправду сногсшибательными. Их было три:

Шумахер поссорился с Мамунтом и уехал из лагеря.

Сергей Николаевич уехал из лагеря
(оба уехали в Недогорск тем же УАЗиком, что привез меня обратно в лагерь, и даже не зашли в ко мне в гостиницу попрощаться!)
В одном из карабинов застряла перчатка!

За время моего отсутствия Костик успел пообщаться со всеми тремя напарниками Масяни. Естественно, хитроумный Костик не признавался прямо, что ведет следствие. Сергею Николаевичу он наплел, что читал его статьи на “горе” и хотел бы узнать побольше о расчете энергозатрат и питании во время восхождений. Наш московский профессор прочел Костику небольшую лекцию, из которой Костик уяснил, что во время восхождений лучше не есть вообще, а если есть, то сухофрукты, орехи и проращенные злаки. Заодно Сергей Николаевич подтвердил, что ни с Масяней, ни с питерскими ребятами он ни разу до “Мижирги” не встречался, о дуэте Шумахер-Мамунт понаслышке знал, конечно, а Масяня связалась с ним сама, и он, как педагог и хороший человек, никак не мог отказать девушке, тем более, что вообще считает своей миссией приобщать молодежь к альпинизму. Как Масяня с ним связалась? По электронной почте, и потом они несколько раз по телефону общались. Почему не тренировались вместе для подготовки к сезону и проверки совместимости друг с другом, хотя живут в одном городе? Лично у него, Сергея Николаевича, не было времени, сессия и пр., да потом, судя по масяниной короткой автобиографии, альпинистка она крутая... то есть, была крутая... то есть, заявляла, что крутая... На самом деле, резюмировал Сергей Николаевич, альпинистка она была никакая – разве что по скалам лазила неплохо, и пусть “о мертвых либо хорошо, либо ничего”, но он все равно считает, что характер у нее был тяжелый и склочный. Второй раз он бы с ней никуда не поехал, да и первый раз никуда бы не поехал, если бы знал. Что касается Шумахера и Мамунта, то он понятия не имеет, какого лешего они связались с Масяней, но с ними он, Сергей Николаевич, тоже больше ходить не будет – пусть они хоть десять раз “тигры”, но ребята они хамоватые, ненадежные – особенно в смысле страховки – а то, как они питаются на выходах, это просто варварство! С кем он будет ходить оставшееся время, понятия не имеет, но уж кого-нибудь найдет вместо двух отморозков и одной истерички. Это он Костику вечером, в баре рассказывал, а наутро вдруг свалил!

Шумахер оказался крепким орешком. Он посылал Костика четыре раза, пока, сидя в том же баре, не напился окончательно и не стал более податливым. Костику даже ничего придумывать не пришлось, Шумахера понесло, и Костик (а вместе с ним и весь бар) узнал о том, что Димка думает о напарнике Масяни по связке. Костик рассказывал, как горько сокрушался Димка, что доверил Масяню такому трусу и эгоисту (полагаю, что в оригинале Шумахер использовал более сильные выражения), который измывался над девочкой с самого начала сезона и довел ее до нервного срыва – возможно, это и стало причиной ее смерти. В одном Шумахер был согласен с московским профессором – их совместное восхождение было ошибкой, и ни Сергею Николаевичу не надо было с Масяней ходить, ни обеим связкам объединяться. Как Шумахер и Мамунт оказались в группе с Масяней и ее напарником? Он, Шумахер, тут вообще не при чем, он ни Масяню, ни Сергея Николаевича знать не знал, до самого приезда в лагерь даже не видел, это Мамунт сказал ему, Шумахеру, что встретил, мол, хороших и опытных ребят, давай походим с ними вместе. Шумахер не мог отказать другу. Насколько Шумахер знал, Масяня с Мамунтом некоторое время встречались, в Питере, в основном. Началось это под Новый Год, а к сезону что-то там у них разладилось, хотя они остались в хороших отношениях. То, что они оба оказались в одном лагере в одну смену, было чистым совпадением.

Наивный Костик даже не предполагал, насколько увлекательным был для меня эта часть рассказа – и не только из-за гибели Масяни. Всегда интересно, с кем спит твой бывший возлюбленный, а спрашивать его самого как-то невежливо. Становилось понятно, как Масяне удалось уговорить Мамунта и его верного Санчо Пансу объединиться с ней и с Профессором. Костику тоже все было ясно, хотя про нас с Мамунтом он знал вряд ли – если только не расколол и его во время импровизированного допроса. Но что меня возмутило, так это что меня Мамунт даже в разгар нашего романа и сезона ни на какую Шхару не водил, несмотря на мои робкие просьбы, и это после того, как я так хорошо зашила ему физиономию! А с какой-то Масяней, да еще когда они уже расстались, он нянчится две недели! Ну смотри, Мамунт, попади только ко мне в руки с очередным вывихом или ушибом!

- Про Шумахера это еще не все, Чиж, - прервал мои мысли Костик. – Помнишь, Сергей Николаевич на Хижине говорил, что Шумахер Масяне проходу не давал. Ну вот, вчера он мне в подробностях расписал, как Шумахер пытался выжить его, Сергея Николаевича, ночью из их с Масяней палатки явно со злодейскими намерениями, и как перед самым роковым восхождением он совершенно случайно наткнулся на парочку в тот момент, когда Масяня в истерике отпихивала от себя Шумахера, а Шумахер, совершенно этим не обескураженный, что-то настойчиво бубнил, пытался ее обнять и чуть не убил москвича, когда тот заступился за свою напарницу. После этого Масяня с Шумахером не разговаривала, что неудивительно, но, что более удивительно, Шумахер был безумно зол на Масяню, и один раз – Сергей Николаевич был абсолютно в этом уверен – специально спустил на нее преогромнейшую сосулю – хорошо, Масяня увернулась.

-Да врет он все, - не выдержала я. – Ты Димку-то спрашивал, что он сам об этом говорит?

-Может, мне еще перекрестный допрос устроить надо было? – огрызнулся Костик. – Мы, знаешь ли, в баре были, а не в зале суда... Ну спросил я Шумахера, конечно. Осторожненько так... Хотя Шумахер уже так напился, что его можно было спокойно спрашивать прямо в лоб. Он говорит, что все ерунда, что Масяня ему нравилась, это правда, и что он ей нравился совершенно однозначно, и если бы не эта дурацкая гибель, то отбил бы он бывшую подругу у друга, и так тому и надо, если разбрасывается такими золотыми девчонками!

Истории Сергея Николаевича и Шумахера сильно различались, и почему-то я гораздо больше склонна была верить последнему. Рассказ Сергея Николаевича вызывал у меня большие сомнения, и сам профессор нравился мне все меньше и меньше. И отношение к погибшей Масяне было по меньшей мере неэтичным. А уж зачем ему переводить стрелку на Шумахера, вообще непонятно. Как в классическом детективе, сразу начинало казаться, что вот он, злодей, который пытается подставить следствию вместо себя невиновного. И вообще, откуда он взялся такой, этот Профессор? Альпинизмом явно не первый год занимается, и при этом с напарниками, очевидно, туго, раз вынужден был ходить с людьми, которых не переваривал.

- Костик, а ты его статьи на форуме читал, говоришь, - вспомнила я. – А как его там зовут, я не знала, под каким ником его искать?

- Бродяга.

- Бродяга?!!! – Я стала рыться в распечатанных из Форума страницах. – Смотри, вот этот Бродяга? С которым Масяня вдрызг поругалась? И обвинила во всех смертных грехах? Этот, который против женщин, евреев и кавказцев? Это и есть Сергей Николаевич?

Костик попытался разобраться в виртуальных дебатах Масяни и Бродяги, но это ему не удалось, потому что совсем стемнело и к тому же сильно похолодало. Мы пропустили обед и почти опоздали на ужин. Поэтому мы отложили следствие и направились в столовую. Народ из уважения к погибшей старался вести себя сдержанно, но это плохо получалось. Жизнь и голод брали свое – за одним столиком громко смеялись над анекдотом, за другим оживленно делились подробностями последнего восхождения, из-за третьего столика посылали депутата на кухню за добавкой. Меня пригласил к себе за столик начальник, который ужинал вместе с Мамунтом и с двумя знакомыми инструкторами. Костик последовал за мной.

-А, Шерлок Холмс, - радушно приветствовал Костика начальник, - ну присаживайся, рассказывай, как идет следствие? Нашел ли ты уже убийцу? Допроси-ка вот этого злодея как следует, - начальник ткнул коротким пальцем в мрачного Мамунта.

- Мамунт, вы чего с Димкой поссорились? - шепотом спросила я.

- Чиж, не задавай дурацких вопросов, и заткни, ради Бога, своего пионера с его следствием, а то не я, так кто-нибудь другой его в речке утопит, - ответил Мамунт, тоже шепотом, но куда более громким.

- Сам заткнись и не смей со мной так разговаривать, - ответствовала я, и больше в этот вечер со своим бывшим любовником не обмолвилась ни словом.

Зато с Костиком мы сразу после ужина уединились в медпункте и... правильно, вернулись к переписке Масяни и Бродяги. Костик был в восторге:

-Чиж, я же говорил! Смотри, они собираются вместе ехать в горы, причем в серьезные горы, при этом ни разу не встречаются, просто чтобы познакомиться или потренироваться, прямо перед поездкой ругаются вдрызг, и все равно едут и ходят! Такое чувство, как будто их что-то обязывало ехать вместе, хотя ни один из на этого не хотел.

-Ну Масяня-то хотела, - возразила я. – Он же сказал, Профессор то есть, что Масяня ему написала и предложила вместе походить.

-Хотел бы я посмотреть на это письмо, - задумчиво сказал Костик. – Какие такие аргументы она нашла, чтобы заставить убежденного противника женского альпинизма согласиться ходить в связке с женщиной, да еще и на “шестерки”. Причем аргументы настолько серьезные, что даже ссора на Форуме не заставила Сергея Николаевича передумать.

-Может, она с ним, как и с Мамунтом, расплачивалась телом, - предположила я. – А он теперь боится огласки и скрывает, что они спали друг с другом и говорит, что вообще не встречались.

-Может, - рассеянно протянул Костик, что он что-то напряженно обдумывая. – Чиж, нам обязательно нужно залезть в почту, или масянину, или Сергея Николаевича, и посмотреть, что они там друг другу писали.

Я уставилась на Костика с открытым ртом. Он правильно истолковал мой немой вопрос:

- Чиж, ничего не может быть проще, чем залезть в твой почтовый ящик и просмотреть твою почту. Надо только знать имя пользователя и пароль...

-Костик, - возмущенно сказала я, - но это совершенно неэтично, это все равно что... все равно что читать чужие письма.

-А убивать невинных девушек – этично? – резонно заметил Костик.

-Ну знаешь, насчет убийства – это по-прежнему твоя гипотеза, - взорвалась я. – Никаких доказательств, кроме сомнительных психологических выкладок типа “она ему не дала, вот он ее и убил” у тебя нет. Ты выглядишь посмешищем в глазах всего лагеря, всех замучил своими вопросами, и прости, я хочу спать.

Я думала, моя тирада добьет чувствительного Костика. Зря. Он посмотрел на меня пристально и сказал: “Говоришь, у меня нет доказательств? А что делала в выстегнутом карабине Масяни мужская перчатка, и куда эта перчатка потом делась?”

Про перчатку Костику рассказал Мамунт. Когда мы обнаружили тело Масяни и сняли с нее обвязку вместе с самострахом, Мамунт положил все ее снаряжение в свой рюкзак. Еще тогда он заметил, что между резьбой и клювом карабина что-то застряло, но не придал этому большого значения. Следующим утром перед выходом Сергей Николаевич пытался вытащить масянину обвязку из рюкзака Мамунта. Естественно, Мамунту это очень не понравилось, и в то же время удивило. Ничего он Сергею Николаевичу не отдал, а в лагере, прежде чем идти на допрос к Руслану Джамаиловичу Каламбету, внимательно осмотрел снаряжение девушки. Тогда-то он и увидел, что в одном из карабинов застряла перчатка, явно XXL, утепленная, фирмы Vaude. Перчатка могла попасть в карабин только непосредственно перед тем, как Масяня улетела в пропасть. И попасть она могла только застряв в карабине, когда кто-то выстегивал карабин из станции. Этот кто-то мог быть Масяней... или не Масяней. Мамунт стал вспоминать, у кого были такие перчатки. Одно он точно знал: перчатка была не его, и все его перчатки были на месте. Масяня... Масяня отличалась фанатической приверженностью North Face, но в принципе, это, конечно, могла быть ее перчатка. Насколько Шумахер помнил, когда Масяню укладывали в акью и транспортировали из-под Шхары на Хижину и от Хижины в лагерь, на руках у нее перчаток – или перчатки – не было.

Снаряжение Шумахера Мамунт знал достаточно хорошо; перчаток у того было пар пять – для скал, для льда, для страховки, для тепла и еще одна запасная. Одна пара, кажется, была Vaude и похожа на перчатку в карабине. Мамунт сразу заставил друга продемонстрировать весь свой набор перчаток. Нет, он ошибся, Vaude среди них не было. У Сергея Николаевича тоже было полно всяких перчаток, Мамунт не помнил, каких фирм. Но что он помнил совершенно точно, это что с утра, на полке, когда они проснулись и обнаружили, что Масяни нет, Сергей Николаевич был без перчаток, что показалось Мамунту странным, потому что с утра и без движения было нежарко. Когда они начали спускаться, Сергей Николаевич был уже в перчатках. Вот такие дела. Дальше Мамунт захватил все остававшиеся у него масянины вещи и отправился на встречу со следователем, раздумывая на ходу, стоит ли сообщить следователю о своей находке. Потом решил, что следователь сам обнаружит перчатку и сам спросит о ней, тогда и он, Мамунт, и все остальные будут вынуждены ответить. И тут произошло самое странное...

Костик сделал драматическую паузу:

- Помнишь, когда вы улетали со следователем, он взял с собой все вещдоки. Ну, одежду масянину, спальник, обвязку. Ну так вот, Мамунт говорит, что он, как вошел в кабинет начспаса, сразу отдал все вещи следователю. Тот положил их рядом с собой. Потом некоторое время шла общая беседа и общая выпивка, никто никуда не уходил, Мамунт, правда, один раз вышел. Ну так вот, когда следователь наконец стал составлять опись вещей Масяни, никакой перчатки в карабине уже не было. Мамунт был озадачен и спросил у присутствующих, а где перчатка-то? Никто никакой перчатки не видел. Следователь рассказ Мамунта о перчатке выслушал с вежливым равнодушием, даже не записывая. И тема перчатки была закрыта. Мамунт после нашего отъезда пытался узнать у Шумахера, не видел ли тот, кто взял перчатку. Но Шумахер настолько накачался фирменным лагерным коньяком, что потерял всякую наблюдательность и не заметил бы, даже если бы у него из-под носа увели любимый ледовый инструмент.

Мамунт, собственно, Костику только про перчатку и рассказал. Даже о том, что у Масяни с Мамунтом когда-то был роман , Костик узнал от Шумахера. Про Сергея Николаевича Мамунт особо плохо не отзывался, сказал только, что зануда и перестраховщик. Про то, что Шумахер за Масяней в лагере ухаживал, тоже ни слова. Про саму Масяню – жалко девочку, могла хорошей альпинисткой стать.

Про ссору Мамунта с Шумахером Костик сам догадался - за завтраком Мамунт был мрачнее тучи и огрызался на вопросы о том, куда и почему свалил его напарник.

- Мне???!!!

- Тебе, конечно, а кому же еще? Начальник тебе доверяет, он не удивится, если ты попросишь у него масянин адрес. А я уж, так и быть, смотаю в Недогорск и загляну в ее почтовый ящик.

Только теперь до меня дошел дьявольский замысел хитроумного Костика. Чтобы этот замысел дошел и до читателей, нужно объяснить, как происходил процесс общения спортсменов, зачастую приезжавших в “Мижирги” на два-три месяца, с внешним миром.

Мобильной связи в альплагере нет. Обычная телефонная связь существует, но работает она с большими перерывами, иногда в несколько дней. А когда связь налаживается, то звонить приходится из кабинета начальника, при этом орать так, что тебя слышит не только с интересом следящая за твоим разговором очередь, не только люди, мирно разминающиеся на спортплощадке в другом конце лагеря, но даже грузинские пограничники по ту сторону границы. Реплик с другой стороны любопытствующим, правда, не слышно, но это поправимо: телефонистка тетя Гуля отличается отличной памятью. Даже если она не попытается улучшить связь, транслируя реплики собеседника друг другу, и даже ей хватит терпения не вмешаться в ваш разговор, все будет запомнено и в кратчайшие соки подробнейшим образом пересказано всему персоналу лагеря. В общем, без крайней надобности телефоном мы не пользовались.

Существовала интернет-связь. Мобильный, так сказать, интернет. Ты мог написать любое количество писем на стоявшем в том же кабинете компьютере. Начальник потом лично сохранял все письма на дискете и раз в три дня отвозил их вниз, в Недогорск, откуда отправлял по электронной почте адресатам. Одновременно он проверял твою почту и привозил в распечатанном виде все пришедшие тебе письма.

Меня и многих других эта система вполне устраивала. Начальнику я доверяла куда больше, чем телефонистке тете Гуле. Начальник записывал все адреса, имена пользователя и пароли в пухлую адресную книжку, рядом с нашими домашними телефонами и адресами. Книжка всегда лежала в запертом на ключ ящике почтового стола начальника, а отправляясь в город, начальник клал книжку во внутренний карман пиджака.

В этой книжке наверняка был и адрес Масяни. Как-то мы в начале смены она пожаловалась мне, что нет нормального интернета и приходится пользоваться, как она выразилась, “голубиной почтой”. Я видела только одну проблему: начальник ни за что и никому не дал бы адреса или пароля ни одного из своих гостей. Возможно, на официальный запрос из органов внутренних дел он бы еще отреагировал – но не на просьбу частного лица, даже если это будет уважаемый доктор Елена Владимировна.

Был один способ. Способ был мягко говоря нечестным... практически преступным. Мне надо было подумать. В лагере погасили все фонари, что означало, что наступила полночь. Я уже гораздо более вежливо, чем получасом раньше, отправила Костика спать, а сама улеглась на узкую кушетку, которая наверняка хранила память о Мамунте, и задумалась.

Глава 6

Задумалась я вовсе не о Мамунте– хотя нет, о Мамунте тоже. Я пыталась внять собственному внутреннему голосу и понять, во что я, собственно, верю лично, когда не нахожусь под гипнозом Костика. Уверена ли я в том, что Масяня сама выстегнулась из станции – или у меня есть, пусть смутные, но подозрения, что по каким-то совершенно необъяснимым и невероятным причинам кто-то из напарников Масяни помог ей выстегнуться.

Внутренний голос отозвался и подтвердил, что смутные подозрения у меня есть. Но кто и зачем?

Мамунт? Исключено, и вовсе не по причине отсутствия поводов, а просто потому, что он спал не рядом с девушкой, и просто физически не смог бы, не задев и не разбудив Шумахера, дотянуться до масяниных карабинов и расстегнуть их.

Шумахер? Он спал рядом с Масяней и физически мог ее выщелкнуть. Он безуспешно добивался Масяни и был отвергнут – и, по свидетельству Профессора, немало был этим обстоятельством раздосадован. Хотя это абсолютно не похоже на Шумахера, но кто знает, может, в нем под воздействием горняжки проснулся ревнивый и злобный Отелло, который решил, что пусть тогда Масяня не достанется никому, и столкнул девушку в пропасть. И при этом оставил перчатку как улику в одном из ее карабинов. А потом его мучили дикие угрызения совести, которые он забивал алкоголем и транквилизаторами, а Мамунт что-то заподозрил (или что-то увидел ночью, он ведь спал прямо рядом с Шумахером), прямо обвинил Шумахера в убийстве Масяни, и тот в испуге и отчаянии свалил из лагеря. А Мамунт разрывается теперь между дружбой и чувством долга...

Сергей Николаевич? Этого человека я с легкостью обвинила бы и в куда более страшных преступлениях, чем убийство напарницы по связке. Сергей Николаевич тоже спал рядом с Масяней, причем с другой стороны у него не было соседа, которого он мог бы разбудить или потревожить активными движениями. Он очень сильно не любил Масяню, причем еще задолго до сезона, и тем не менее был вынужден ехать с ней в альплагерь и тягать ее наверх. Было очень похоже, что Масяня обладала какими-то мощными рычагами воздействия на нашего Профессора, и Профессор наверняка не был в восторге от подобного ярма. За последнее восхождение Масяня довела его окончательно. И тогда он решил, что его миссия – спасти мир от такой альпинистки, как Масяня, а заодно избавить себя от того ярма, описание которого Костик надеялся найти в почтовом ящике нашей героини, и столкнул девушку в пропасть. И при этом оставил перчатку как улику в одном из ее карабинов. А потом вел себя совершенно хладнокровно, и никакие угрызения совести его наверняка не мучили, но Мамунт обнаружил пропажу перчатки из карабина в кабинете начальника, стал “копать”, и Сергей Николаевич счел за лучшее покинуть альплагерь. Перед этим попытавшись очернить Шумахера, чтобы навести следствие в лице Костика на ложный след.

Черный Альпинист? Он мог быть недоволен тем, что Масяня не соблюдает правила альпинистской безопасности... Так... это я уже засыпаю. А спать никак нельзя, если я собираюсь заняться выяснением масяниного адреса и пароля. Нужно вставать и отправляться в кабинет начальника. Кабинет закрывается на ключ, но к замку – вот и вся моя тайна – подходит ключ от медпункта. Проверено уже пару раз, как при открывании медпункта ключом начальника, так и наоборот. Оставался еще запертый стол, где хранилась записная книжка, а в записной книжке – адрес и пароль, а в ларце - яйцо, а в яйце – игла, а в игле-смерть Кащея.... Чиж! Не спать!

Я засунула в карман куртки свой видавший виды Летерман, ключ, нацепила на лоб фонарик и вышла на улицу. Было уже часа два ночи, на улице было очень темно и очень тихо. Народ либо соблюдал спортивный режим, либо пьянствовал бесшумно, уважая тех, кого ждал ранний выход из лагеря. Я зажгла фонарик и направилась к домику администрации. Я решила особо не скрываться – во-первых, я никогда не отличалась бесшумной грацией настоящей шпионки, а во-вторых, если кто-нибудь вдруг увидит меня в кабинете начальника, я всегда могу что-нибудь соврать. Например... например, что мне срочно нужно было обновить истории болезни, а у меня кончились все ручки. Врать я умела, да и репутация моя в лагере была выше всяких подозрений. И все равно, когда я подошла к запертой двери, толкнула ее на всякий случай и тихо вставила ключ в замочную скважину, у меня засосало под ложечкой, как бывает, когда бьешь инструмент в очень крутой и очень рыхлый склон, осторожно переносишь на него вес и молишься “ну пожалуйста, ну выдержи”. Дверь открылась с громким скрипом. Я застыла. Вот сейчас на скрип сбежится половина лагеря – и не поверит моим рассказам про ручки и истории болезни. Затаив дыхание и прождав минуты две, я проскользнула в помещение, предусмотрительно закрыв и заперев за собой дверь. В кабинете пахло сигаретным дымом, книгами и немного пуховками и спальниками. И было очень уютно. Я на ощупь нашла стол, подергала ящик – он не открылся. Впрочем, замок при ближайшем рассмотрении оказался до смешного простым. Я подсунула лезвие Летермана под язычок, надавила и плавно выдвинула ящик.

К моей радости, книжка лежала там, где ей и полагалось лежать – в левом углу ящика. Я достала книжку и стала ее листать. Сначала никак не могла вспомнить фамилию Масяни, для этого мне пришлось мысленно представить первую страницу написанного мной же медицинского заключения. Под нужной буквой алфавита Масяня не значилась. Я, не веря своим глазам, водила по странице лучом от фонарика, кипя злостью на себя, Костика и начальника – за то, что я сижу в темноте в чужом кабинете, как ночной тать, за то, что поддалась на детективный психоз Костика, и за то, что начальник, обычно такой аккуратный, записал масянин адрес неизвестно куда. Просматривать всю книжку, сидя в этом кабинете, как на иголках, у меня не было никакого желания. Забирать ее с собой я не собиралась. Все, надо класть книжку обратно, запирать стол, помещение и отправляться спать, пока меня не застукали и не выгнали с позором из лагеря. Перед тем, как захлопнуть книжку, я открыла ее на букве “М” - и на этот раз интуиция меня не обманула. Масяня даже здесь, в серьезной адресной книжке начальника, числилась не под своими настоящими именем и фамилией, а как Масяня. Смотрим: www.mail.ru - так, это понятно. Адрес: масяня@mail.ru - это я тоже уже знала из постингов Масяни. Так... сетевой адрес... ага! тоже масяня. И пароль... пароль... я громко присвистнула, забыв про всякую конспирацию. Пароль у Масяни был “mammuth”. Однако времени на раздумывание о том, что бы это значило, не было. Давай Чиж, выметайся скорее отсюда, все остальное можно обдумать дома перед сном. Я положила книжку точно туда же, откуда ее брала, громко сказала “спасибо” - кому, спрашивается, и зачем? - захлопнула ящик так, что язычок стал на место, выключила фонарик, осторожно открыла дверь и так же осторожно закрыла ее с внешней стороны. На улице было по-прежнему темно и тихо, никто за мной не следил и не собирался ловить меня на месте преступления. Только оказавшись на улице, я заметила, что дрожу и тяжело дышу. Да, шпионка из меня и вправду никакая! Я добрела до своей комнаты, записала разведданные на каком-то клочке бумаги и заснула. И никакие угрызения совести меня не мучили.

Утро началось для меня очень рано, еще до завтрака. Поскольку я отсутствовала два дня, пациенты текли рекой. Несколько обморожений, пара ожогов, подозрение на воспаление легких, вывихи, ушибы, растяжения, разрывы связок, горняжка во всех ее удивительных проявлениях, травма лица от выскочившего ледового инструмента – в общем, весь спектр из медицинской части “Школы Альпинизма”. Когда я пришла на завтрак, мысли мои были далеко от Костика, Масяни и адреса ее электронной почты. Рану на лице нужно будет зашивать – и дай Бог, если глазное яблоко не повреждено, слишком близко от глаза прошел инструмент. Одно отморожение довольно серьезное, не дай Бог, придется ампутировать пальцы на ноге, нужно срочно отправлять мужика в Недогорск, вот что значит чересчур надеяться на трентал. И еще сегодня мне предстояла традиционная лекция для начинающих альпинистов об основах первой помощи в горах.

Вы думаете, Костик дал о себе забыть? Вы плохо знаете Костика. Хотя он сидел за другим столиком, он весь завтрак подавал мне таинственные знаки, показывал глазами на начальника, изображал, как будто стучит пальцами по клавиатуре. Игнорировать его было невозможно, можно было только откупиться. Я вздохнула, отнесла тарелки в мойку и обреченно вышла на улицу. Костик выскочил за мной, даже не доев второй порции овсяной каши.

- Чиж, ты поговорила с начальником?

- Не-а.

- Ну Чиж, ты что, я уже с машиной договорился, они едут за продуктами, берут меня с собой, вечером привезут обратно. Ты спроси, пожалуйста, он тебе не откажет!

Я хотела еще подразнить несчастного маньяка, но пора было возвращаться на трудовой пост. В обмен на торжественное обещание о том, что Костик лично проводит моего отмороженного пациента (в смысле, пациента с обморожением) до больницы, дождется, пока того положат и только потом отправится в злачное место под названием “Загрузись”, я продиктовала ошеломленному одесситу имя пользователя и пароль Масяни. Будет теперь мучиться догадками до самого Недогорска.

Ну а я вернулась к своим пациентам. Операция на лице длилась около часа. Я пообещала пациенту, что до свадьбы его шов заживет, но его, по-моему, больше волновало, не будет ли рана мешать ему вернуться назавтра в Хижину. Он планировал траверс Большой Стены, время отпуска подходило к концу, и он совершенно не понимал, почему какая-то дурацкая ранка должна помешать восхождению. Я пригрозила, что пожалуюсь начспасу, и тот не выпустит ни его, ни его команду. В результате ожесточенных переговоров мы договорились, что он пробудет в лагере еще два дня, а потом, после перевязки, если шов не воспалится, он может отправляться на свою Хижину. С ненавистью глядя на меня одним глазом (второй совершенно заплыл от близости раны) и даже позабыв поблагодарить меня за медицинскую помощь, пациент удалился.

А мне пора было заняться преподавательской деятельностью. В актовом зале домика КСП уже собрались мои студенты – человек пятьдесят новичков самого разного пола и возраста. Они приехали в “Мижирги” целых два дня назад, уже научились надевать систему, вязать “восьмерку”, “схватывающий” и “проводник” и успели сходить на скальное занятие. Этим практически матерым альпинистам совершенно не улыбалось торчать три часа в помещении и слушать занудные лекции о первой медицинской помощи, когда за открытой дверью – рукой подать – высятся горы – одна круче другой – и надо бы бежать и покорять... Эх...

Я с ними была частично согласна. Но я знала, что даже за несчастные три часа смогу навсегда вбить им в голову несколько важнейших навыков первой помощи, которые, возможно, спасут их собственную жизнь или жизнь напарника. Важно было с первых же слов завладеть вниманием аудитории.

-Из пятидесяти сидящих здесь людей, - начала я, - пять продолжат заниматься альпинизмом. Из этих пятерых один погибнет. Если хотите быть одним из пяти, на лекции присутствовать необязательно, лучше потренироваться на скальных дорожках. Если хотите остаться среди четырех... – В зале повисла абсолютная тишина. Слушатели очнулись только через два с половиной часа, когда настало время отрабатывать приемы искусственного дыхания и непрямого массажа сердца. Для этих целей у КСП существовал страшненький манекен, состоящий из головы и торса, без рук и без ног, зато с голубыми глазами и тщательно пририсованными ресницами. Звали его Ванечка. Большинство почему-то предпочитало практиковаться не на Ванечке, а на лицах противоположного пола. Я особо не возражала, хотя пару раз на моей памяти во время таких тренировок ломались ребра. На этот раз обошлось без жертв. Студенты потихоньку разошлись, только один остался сидеть в дальнем углу комнаты. Я решила, что это какой-нибудь особо дотошный тип, который сейчас замучит меня вопросами о дозировке антибиотиков и составе альпинистской аптечки. При ближайшем рассмотрении слушатель оказался Мамунтом. Он бесшумно зааплодировал:

Браво, Чиж. В своем репертуаре, да? Две минуты – и аудитория у твоих ног!

- Мамунт, - я подошла и села рядом с ним. – Где Димка?

- Не знаю, - пожал он плечами, - в Питере, наверно.

- Мамунт, послушай, не пытайся изобразить, что все окей. Ничего не окей, и пока ты не объяснишь мне, в чем дело, я от тебя все равно не отстану, и можешь хамить мне, сколько хочешь.

- Извини, Чижик, - Мамунт небрежно потрепал меня по волосам, - ты просто спросила тогда не вовремя. И этот твой студент меня достал. Все вынюхивал, выспрашивал. Куда ты его дела?

- В Недогорск отправила с пациентом. (Про интернет-кафе “Загрузись” я промолчала). Мамунт, ты зачем Шумахера обидел?

- Откуда ты знаешь, может, это он меня обидел.

- Ага, он тебя обидел, и он же из лагеря и свалил.

- Может, он не хотел с таким гадом, как я, одним воздухом дышать.

-Ого, и в чем же таком ужасном он тебя обвинил?

-Ну ты же знаешь, Чижик, изо всех смертных грехов я пока не был замечен только в убийстве... Или ты, как и твой Костик ненормальный, думаешь, что я Масяню замочил?

-Что ты замочил, не думаю, - я решила идти ва-банк. – А вот кто-нибудь другой мог.

-Таааак, - протянул Мамунт. – все понятно, Чижик, это заразно. Тебе нужно срочно вколоть какое-то противоядие от детективной лихорадки, а то ты со своим Костиком нас всех за решетку посадишь. С чего вы взяли, что Масяню кто-то убил?

После того, как я кратко пересказала все факты и версии, включая историю про перчатку, которая была известна Мамунту лучше, чем мне, он долго молчал. Потом спросил: “ А того варианта, что Масяня выстегнулась сама, вы не учитываете вообще?”